Юность прошлого

Позавчера прошла новость о том, как учительница вступила в интимные отношения со своим учеником. А вот как это было в СССР.
 
Нет, она не была моей первой учительницей, она даже не была моей первой женщиной, но она была той, которую почти каждый мужчина хоть раз встречал в жизни и которую никогда не забудет. Мои старшие классы школы пришлись на начало развала страны. На фоне общей разрухи и в экономике, и в головах людей, я почему–то взялся за ум и перешел в физ–мат школу в другом районе.
 
Там то я ее и встретил, точнее я ей повстречался. Она была учительницей русского и литературы, только второй год после пединститута, я простой парень из семьи интеллигентов–инженеров. У нее были внушительные достоинства и огромные амбиции в жизни, у меня худое вытянутое подростковое тело и продуваемый ветер в голове. "Почему именно я?" – до сих пор задаю себе этот вопрос, но именно меня она постоянно оставляла на дополнительные занятия после уроков по причине резкого снижения моей успеваемости по русскому языку и литературе.
 
Когда говорят об отношениях мужчины и женщины, зачастую используют понятие что мужчина берет, а женщина дает. В моем случае было наоборот – я давал себя, а меня брали. Это даже не как кролик с удавом, нет, это как волчица и овца, в роли жертвы выступал я сам (см. КДПВ).
 
В те времена мы не были развращены всеми этими новомодными энтернетами, MeToo, кляузами в органы, видеокамерами на каждом шагу. Для нас слово "учительница" значило многое, пусть даже и такая молодая, как моя учительница русского языка и литературы. Я никуда не жаловался. Я даже своим одноклассникам не говорил и не хвастал – мне было стыдно, ведь брали меня, а не я сам.
 
Слухи конечно же поползли, школьники безжалостны и завистливы, этот народ точно все подмечающий и не имеющий сантиментов. Нас вызвали на пед.совет. Ей пришлось уволится, я остался.
 

 
Спустя много лет я повел своего сына в первый класс в другую школу города и там на линейке увидел ее. Она выступала с приветственной речью ученикам школы, она была директором школы. «И все вокруг говорили – добился–таки своего». Я стоял, слушал, смотрел и вспоминал. Она стала еще прекрасней, годы позволили ей созреть и раскрыться. Она была одета в красное обтягивающее платье, которое неимоверно ей шло. На нее смотрели все папы, мамы лишь грозно цыкали на них.
 
После линейки она подошла к нам с сыном, ведь она не могла забыть мою фамилию. Она тоже все помнила — «Ну здравствуй, Женя!».