Рассказ московского полицейского, который штрафуют за нарушения самоизоляции

Сегодня я почти весь день у входа в метро и проверял пропуска у всех, кто заходит. Пятки болят, п…ц, как будто я бомж и весь день давил по помойкам банки, чтоб сдать их на металл. Вообще, патрулировать метро — не моя обязанность, этим занимаются ППС-ники [сотрудники патрульно-постовой службы], но сейчас все подразделения, вплоть до кадровиков, выходят в город. Людей выдергивают с работы, дают им ствол — и вперед.
 
За месяц я работал по своей специальности два дня, остальное время патрулировал улицы.
 
Все показатели падают. Сейчас отчетный период, все квартал закрывают, а у нас вообще никто не работает по своим направлениям. Самые жесткие дела отрабатываются, на места выезжают следственно-оперативные группы, но из-за коронавируса все пробуксовывает. Следователи жалуются, что не могут ни экспертизу сделать, чтобы отдать дело в прокуратуру, ни в СИЗО человека допросить. Опера почти не работают, потому что они полнедели на патрулях.
 
Первое время людей с оружием выставляли по одному, что запрещено нашими внутренними правилами. Что сделает девушка ростом 165 сантиметров, если на нее нападут? Это показывает нехватку кадров в МВД. Сейчас нас выставляют по двое, иногда и больше: два человека с округа, двое местных, которые знают район.
 
Все началось недели три назад. Тогда мы занимались анкетированием бабушек и дедушек старше 65 лет. Цель была благая: рассказать, что им опасно находиться на улице. Для отчетности мы заполняли анкеты — спрашивали у них фамилию, имя, отчество, место и дату рождения, причину нахождения на улице. Даже документы не смотрели — это же бабушки, все к ним вежливо относились. Но чтобы они не ходили по улицам, надо было их напугать. Некоторые начальники районных отделов просили рассказывать старикам, что им не дадут эту надбавку к пенсии, 4 тысячи рублей. Так говорили немногие, но сарафанным радио разошлось, и у пенсионеров сложилось мнение, что у них отнимут либо всю пенсию, либо эту надбавку.
 
Дня через четыре бабушки реально перепугались. Я подходил к ним, а они в прямом смысле убегали. Один раз я встретил пожилую женщину возле магазина, хотел сказать ей, что надо сидеть дома, а она побежала. Я ускорял шаг — и она ускоряла бег. В итоге я остановился и дал ей уйти, чтобы она тут не откопытилась. Дедушки не называли имя, а вместо этого начинали рассказывать про свою жизнь.
Сейчас к нам добавили ОМОН и Росгвардию. Они выбивают эти анкеты: человек в бронежилете вызывает больший страх. Но все равно стариков на улицах не стало меньше, как будто страх очень сладок для них.
 
Первые две недели обычных граждан среднего возраста мы вообще не трогали. Но когда Путин подписал указ о внесении изменений в КоАП, у нас появилась задача выписывать штрафы. Есть указ мэра, запрещающий находиться на улице без конкретных причин (поход в магазин, выгул собаки). По этому направлению палок нет, то есть нет задачи побольше людей оштрафовать. Наоборот, мы стараемся не доводить до отделения МВД граждан, которые вызовут геморрой, начнут права качать, отвлекать от работы. Составляют протокол только на самых сознательных. Главная работа — ловить гуляющих и объяснять, почему нельзя находиться на улице.
 
Но народу на улице очень много. До появления пропусков все говорили: я иду в магазин. В основном все с местной пропиской. Если ее нет, но объяснение хорошее (пошел в больницу, приехал пожить к брату), можно было напугать человека и отпустить.
 
Помню только, что составлял протокол и отводил на опорный пункт девушку. Спрашиваю ее причину нахождения на улице. Она отвечает: «Я бегаю». С таким наездом типа: «Что, б…ь, побегать уже нельзя?» Ты ей объясняешь, что нельзя, но она продолжает вести себя неправильно; я чувствую, что ко мне относятся как к д….у, как будто я ничего не стою.
 
Таких протоколов было немного. За первое нарушение выписывают штраф в 4 тысячи рублей, за следующие — 5 тысяч. Мы также проверяли парки и скверы. Если человек там находится, ему автоматом полагается административка. Мы подходим, делаем скриншот с «Яндекс.Карт», фотографируем его на месте происшествия — и эти фотографии отправляются в группу разбора, где выписывают штраф.
 
Во всем этом есть неорганизованность: мы не понимаем, что мы делаем, чего от нас хотят. Людей, которых можно задержать, много, но у нас такой задачи нет. Мы звоним в дежурную часть — там тоже не понимают, что надо делать. Они знают, как оформить штраф, но не понимают, надо ли столько протоколов, хорошо это или плохо.
 
Когда ввели цифровые пропуска, добавилась задача их проверять. Если у человека что-то не так, ты ему объясняешь, что надо сделать, иначе завтра другой полицейский оштрафует. Я давал понять: «Ты сейчас наткнешься на следующий пост, они имеют право оштрафовать тебя на 4 тысячи». Есть куча активистов, которые говорят: это все незаконно. Я их отводил в сторонку и объяснял, что есть проблемы на уровне федеральной власти, но ты сделай код за десять минут, мы его проверим, и все будет нормально.
 
Нам выдали служебные телефоны — по одному на двоих. В них есть приложение — кажется, раньше через него можно было сообщать о нарушениях ПДД и получать за это бабки. Телефон также имеет доступ в браузер, который сразу перенаправляет на mos.ru. На сайте можно проверить пропуск по номеру, а в приложении — отсканировать QR-код. Мы стояли на входе одной из станций и проверяли всех подряд: документы, наличие пропуска, его действительность.
 
Методику этой проверки нам никто не давал. Я сам читаю новости мэрии, телеграм-каналы и знаю, что разрешено передвижение по району пешком без пропуска. Но 95% сотрудников не в курсе, что происходит, они смотрят федеральные каналы. В МВД никто не разжевывает: тебя поставили — делай, но не будь слишком жестким. Ну, спасибо, я не буду жестким, не буду людей наказывать не пойми за что, когда я сам не понимаю, что делать.
 
Я обычно спрашиваю, почему человек вышел из дома. 99% людей говорят, что работают. Работников магазинов среди них меньшинство. Я чаще встречаю курьеров, много банковских работников, Мосгортранса. Иногда ты понимаешь, что они должны работать, но половина организаций не торгует чем-то важным.
 
На нашей станции было не так много пассажиров. Но в любой момент люди могли набиться так, что в очереди на проверку стояло человек 20-30. Мы всех проверяли, что-то рассказывали. Через несколько часов работы приложение перестало работать вообще. Мы начали вручную вводить 16 цифр каждого пропуска на сайт mos.ru. Потом сайт тоже лег — ты не мог проверить действительность номера. Люди приходят, ты останавливаешь их и должен что-то изобразить. Мы начали проверять пропуска на совпадение имени с паспортом. Но не все распечатали код с именем, некоторые получили его по СМС. В итоге некоторые пропуска было вообще невозможно проверить.
 
Это шляпошная работа: ты стоишь — и ничего не работает.
 
Когда перестала работать система, я думал проверять коды со своего телефона, но ссылка недоступна для обычных устройств. Кроме того, приложение не считывает коды из Московской области — просто выдает ошибку. И вот человек стоит, у него есть все документы, даже справка с работы, которая для нас уже неактуальна, и ты такой: «Ты вроде молодец, но я не могу проверить тебя, ну иди».
 
Вчера мы оформили штрафы на несколько людей, которые не хотели идти на контакт, у них не было ни кода, ни паспорта. Мы объясняем, что без паспорта его можно задержать до выяснения личности. Рядом стоят граждане, ты не можешь сказать: «Ну ладно, иди отсюда чувак, а всех остальных мы посмотрим». Ты звонишь в дежурную часть, просишь составить протокол.
 
При этом большинство сотрудников не знают, как выписывать штрафы. Среди них есть специалисты уголовного профиля, кадровики, финансисты — они раньше не работали с административкой. Это люди со стороны, которые н…я не понимают, что делать. Им говорят: пошел туда и ходи. Они пытаются все сделать правильно.
 
На службу мы обязаны надевать маски и перчатки. УСБ приезжает и контролирует это. Правда, перчаток и антисептиков нам не выдают, я беру свои. Масок дают по одной-две на смену, их все время не хватает.
 
Сегодня я девять часов простоял в одной маске. Если я заразный, я могу заразить кучу людей. Если кто-то заразил меня, я заражаю всех остальных.
Я не знаю, заразен ли я и мои коллеги. Я молодой, надеюсь, меня пронесет. У меня нет температуры, нет оснований взять больничный лист, к тому же нагрузка большая, я не хочу подставлять коллег. Я не слышал, чтобы были среди них кто-то болел. Но я знаю, сколько людей они встречают.
 
Когда мы были в метро, с нами стоял ППС-ник, в какой-то момент он рассказал, что недавно они вызывали скорую для человека с коронавирусом. У него был контакт, и он об этом знает, но рассказывает об этом через два часа общения.
Я стараюсь не трогать паспорта, которые проверяю, потому что я, хоть и в перчатках, могу передать заразу с документа на документ. Я не трогаю лицо и, когда меняю перчатки, пользуюсь антисептиком, на этом все. Но я со столькими людьми контактирую, что у меня шанс подцепить корону — почти 100%. Сколько тысяч прошло через тебя, сколько сотрудников встретили тысячи людей?
 
Каждый вечер мы сдаем оружие — у нас для его хранения есть специальная комната, на то, чтобы все оформить, уходит от 20 минут до часа. На днях в это помещение набилось человек 70. Каждый встретил за день по тысяче, выходит, я проконтактировал с 70 тысячами. Есть огромная вероятность, что кто-то встретил зараженного, и так каждый день.
 
И с этим ничего не сделать. Че делать? Ты выбрал такую профессию, значит, ты должен, б…ь, выполнять свои обязанности. Когда, как не сейчас? В трудный момент, б…ь, для страны, которая такая, как она есть.