Однажды в деревне

«Приезжай, Синюхин, ко мне в деревню. Здесь у сеновала крыша дырявая. Можно потрахаться, а потом лежать, на звёзды смотреть. Тебе понравится. Вера».
Смска застала Синюхина в центре большого, задушенного летним солнцем города. Он как раз думал, в какую сторону идти и что там делать. Прочитав, ответил: «Е́ду», и пошёл на вокзал. «Станция Молоча́евка, деревня Нижние Чуме́йки. Там найдешь. Очень жду» ― сообщала Вера вдогонку.
После покупки билета ещё остались деньги. Везти в деревню цветы Синюхину не показалось разумным. Тоже и с водкой, всяко какая-нибудь баба Катя уже нагнала там бидон первача. Синюхин купил шоколадный ликёр, а на оставшееся взял многообещающую сосиску в тесте.
― Интересно, ― размышлял Синюхин, ― что Вера делает в деревне? Вроде, в педагогическом учится. Практика, наверное, или типа того.
 
За три часа пути Синюхин, крепко сжав бутылку, успел выспаться впрок. В Молочаевке было малолюдно, летали мухи. В Нижние Чумейки, как выяснилось, идти семь вёрст, если не заплутаешь. А коли повезёт, то можно на буханку подсесть, которая продукты возит. Спросив ещё пару раз, Синюхин вышел на нужную дорогу и бодро зашагал по ямам. Через полчаса его действительно нагнала «буханка», то бишь, всепроходимый фургончик ульяновского завода. Водитель, худой прыщавый парень с наколками на пальцах сам предложил подвезти:
― Чего, куда? В пионерлагерь?
― Да, ― подумав, согласился Синюхин.
― Правильно. Без мужика никак. А то деревня ― три с половиной бабки, и в лагере сплошь девки... гладкие. Я подкатил к одной, давай, говорю, чо кобенишься, ты же баба, ты ж без этого не можешь…
― И что? ― поморщился Синюхин.
― Смогла, ― вздохнул водитель. ― Там недалеко, на речке, тростниковые заводи. Щука клюёт ― милое дело. В воскресенье поеду рыбачить. Могу и тебя прихватить, выпьем.
― Было бы неплохо, ― согласился Синюхин. Прокатившись по деревне, буханка неспешно заехала во двор лагеря. Вокруг всё блестело свежей краской, дети бегали туда-сюда. Первой к машине подошла Вера. Распущенные каштановые волосы, зелёные глаза, лёгкое платье, что очень ей шло ― Синюхин восхитился.
― Какая же ты красивая! ― сказал он.
― Какая? ― улыбнулась Вера.
― Самая, ― пояснил Синюхин, и наклонился поцеловать.
― На́ людях не будем, у нас строго. Надо же, приехал. Я как-то и не верила. Здравствуй, Синюхин. Ой, это мне? Ликёр? Шоколадочный? Да это ж мой любимый, наверное. А вот наш лагерь, летний, для детей из неблагополучных семей. Как тебе?
― Ну… чистенький.
― Так только что отремонтировали, ещё запахи не выветрились. А где твои вещи? Ты без вещей? Что, на чуть-чуть совсем, да?
― Спешить некуда, ― пожал плечами Синюхин. ― Могу и надолго. Работа тут есть какая-нибудь? Отпилить чего или закопать?
― Работы полно, куча всякой работы, но денег не дадут, не предусмотрено.
― Кормить хоть будут?
― Ой, это конечно! Еды у нас вагон и тележка. Каши на любой вкус. Вон, Филька ещё привез. А печенье опять тоже самое, что ж такое. Извини, надо продукты принять.
― Не вопрос,― Синюхин помог водителю отнести привезённые ящики в кладовую. Вера всё пересчитала и подписала бумаги. Филимон уехал.
― А начальство-то разрешит? ― спросил Синюхин.
― Начальство? Начальство… Сейчас спросим, ― голос Веры стал заискивающим, ― Верочка Сергеевна, позволите у нас молодого человека разместить, он нам в хозяйстве очень пригодится! ― сказав это, Вера смешно нахмурила брови и продолжила низким, грубоватым голосом, ― Ну… Ежели на девок не будет засматриваться, то пусть остаётся. На других девок, в смысле. Чтоб ни-ни! Обещаешь?
― Обещаю, ни-ни,― кивнул Синюхин.
― Ой как хорошо! Давай тебя сразу и покормим, проголодался же с дороги, пойдем.
 
Они зашли в столовую, где их встретила невысокая, плотно сбитая девушка с решительным взглядом.
― Галка, у нас гость, покормишь гостя? Он нам помогать будет.
― Синюхин,― представился Синюхин.
― Ломакина.
― Видишь, ― с гордостью добавила Вера, ― приехал, а ты сомневалась. Ну ладно, корми, а я в отряд зайду, тихо там как-то, подозрительно.
― Желаете грудки вальдшнепов со сморчками или удовлетворитесь утиным пармантье с ноткой томлёного лука? ― осведомилась Галка.
― Ржаные гренки и пиво, ― сказал Синюхин, усаживаясь.
― Ближайший аналог ― гречневая каша с тушенкой. Будешь?
― Да.
― Держи тарелку, хлеб-соль на столе, чайник рядом, вот котел, отскребай и накладывай. Желательно всё, а то мне его ещё мыть.
― Я помою, ― отозвался Синюхин.
― Правда? Фигасе. Ладно, я пойду тогда пока. Welcome, как говорится.
Каша была вкусная, но доесть было невозможно, выбрасывать же рука не поднималась. Синюхин вышел во двор спросить, не хочет ли кто-нибудь добавки. Вера, в окружении стайки девочек, рисовала что-то на большой доске. Синюхин направился к ней, с другой стороны к Вере приближался мальчик лет десяти, неся в руках что-то ржавое.
― Вера Сергеевна, смотрите что я нашёл, на космолёт похоже, только грязный!
― Мишка, вечно ты всякую дрянь таскаешь, брось немедленно, ― откликнулась Вера не оборачиваясь.
― Стой! ― закричал Синюхин, ― Стой! Не бросай! Стой как стоишь!
― Ой, мамочки! ― в ужасе вскрикнула Вера.
― Миша, ― Синюхин старался говорить спокойно, ― Не шевелись, замри. Это игра такая. Замри и стой. Вера, бегите все, быстро бегите, до ближайшего дома и укройтесь за ним. Вызови сапёров. Миша, я сейчас к тебе подойду и возьму у тебя эту штуку.
До мальчика было шагов пятнадцать, но Синюхин не ускорялся, чтоб не напугать ещё больше, руки у Миши заметно дрожали. К тому же он кашлял, убегающие в спешке дети подняли пыль.
― Так, я взял, держу, а ты медленно отпусти, всё, отпускай, вот, хорошо, молодец. Сделай большой шаг назад. А теперь беги за всеми, догоняй. Беги, беги, скорей!
Убедившись, что во дворе никого не осталось, Синюхин медленно подошёл к песочнице, как можно аккуратней опустил мишкин космолёт на песок и плавно разжал пальцы. Затем не бегом, но быстро, вышел со двора.
За первым деревенским домом Синюхина поджидали четыре перепуганные девушки и десятка два взбудораженных, запыхавшихся детей.
― А как сапёрам звонить, мы не знаем! ― бросилась к нему Вера.
― Ментам позвони, они разберутся, ― сказал Синюхин. ― Никого не забыли, все здесь?
― Все, все здесь, пересчитали дважды! ― ответили ему.
― Алё! Это из лагеря «Чунга-Чанга», который в Нижних Чумейках. У нас бомба! Что значит какая? Страшная!
― Немецкая, реактивная, от пятидесятимиллиметрового миномета. Корпус цел, ― подсказал Синюхин.
― Слышали? Ну вот! Хорошо, ждём, ― Вера опустила мобильник, ― сказали оцепить территорию и ждать.
― Круто, ― заметил Синюхин.
― А что у бомбы корпус целый ― это хорошо? ― спросила Вера.
― Нет, это плохо.
Их окружили дети:
― А если бомба взорвётся, мы умрём? Все?
― Все, ― обещал Синюхин. Дети весело загалдели.
― Так, тихо! ― вмешалась Вера, ― Ничего у нас не взорвётся! А кто не будет слушаться, поедет домой и не узнает, чем закончилось. Понятно?
― Это они пока весёлые, ― пояснила Синюхину Галка, ― а через час устанут, проголодаются и плакать начнут.
― А как мы их ужином накормим? ― озаботилась Вера.
― Мешки надо раздобыть, ― сказал Синюхин, ― я с другой стороны в окно влезу и наберу чего-нибудь, там, хлеб, консервы, конфеты.
― Так вместе можем, ― вызвалась Галка.
― Нет, только я, ― отрезал Синюхин.
У Веры зазвонил телефон.
― Сапёры лишь утром приедут, ― сообщила она, поговорив, ― быстрее им не успеть. Где ночевать будем? Здесь жилых домов всего несколько, да и тесно там. А в заброшенных жутковато, там всё гнилое.
― Ты про сеновал упоминала, ― напомнил Синюхин, ― В какой стороне? Далеко от лагеря?
― Так, дети, сегодня ночуем на сеновале, приключения продолжаются. Сейчас идём по домам за мешками! Просим вежливо, но жалостливо! ― громко распорядилась Вера.
Пока искали мешки, Синихюн познакомился с двумя другими симпатичными девушками.
― Меня Ниной зовут, ― сообщила рыжеволосая, с веснушками и серьгой в носу. Высокую, тёмноволосую девушку в больших очках представила Галка:
― А это Борц, наш фельдшер. Недавно замуж вышла.
Борц фыркнула.
 
Синюхину понадобилось пять подходов, чтобы в клетчатом бауле перетащить продукты, ложки-кружки, одеяла и прочее. Потом он растопил одолженный у бабы Нюры самовар, это оказалось самым сложным, проверил сарай с сеном на крепость. Взяв у той же бабы Нюры инструмент, сколотил новую лестницу. Вырыл два туалета, огородив съехавшим с крыши шифером. Тем временем, Вера с подругами накормили детей ужином, умыли колодезной водой, и, распределив по сеновалу, уговаривали спать. Дети отчаянно сопротивлялись. Синюхин, забравшись на сеновал последним, стал уже сомневаться, что дети вообще умеют спать, как вдруг за пару минут всё стихло. Вера нашла Синюхина в темноте и прильнула к нему.
― Спят?
― Спят.
― Крепко?
― Не настолько, ― хихикнула девушка.
Синюхин откопал в сене ликёр, открыл и вложил ей в руки.
― Ух ты, а сам будешь?
― Нет, для меня слишком сладкий, ― отказался Синюхин, поведя перетруженными плечами.
― Устал? Давай я тебе шею помну.
― Кто же так массирует? ― раздался где-то рядом полушёпот Галки, ― Вот сейчас покажу как надо. Ликёр, кстати, я тоже хочу.
― И я хочу ,― прошептала, видимо, Нина, появившись где-то у синюхинского бедра.
― Чего хочешь-то, массаж или ликёр? ― уточнила у неё Галка.
― Всё хочу.
― Для успокоительного массажа нужно макушку чесать, ― сообщил голос откуда-то сверху и Синюхин почувствовал на себе ещё одни руки.
― Борц, а ты куда?
― Я медик, без меня вам нельзя.
Синюхину нравился обволакивающий его женский шёпот. Но поддерживать разговор сил уже не было, сон и усталость сморили его окончательно, он даже не различал кто целует его со словами: «Это на́ ночь, это не считается...»
 
Проснулся Синюхин от взрыва, далекого и глухого. Высунулся наружу: возле сеновала играли дети.
― Доброе утро! ― крикнула ему Вера.
― Сапёры прибыли?
― Да. Работают. Сказали, будут взрывы ― бояться не надо. Манную кашу будешь?
― Нет! ― испугался Синюхин.
― Тогда чаю попей с конфетами. Ступай к бабе Нюре, там Галка второй отряд кормит.
― А кто самовар растопил? – удивился Синюхин.
― Да никто. У бабы Нюры чайник электрический нашёлся.
― Вот как. Ясно. ― Синюхин слез с сеновала, ― Тут где-то речка есть. Может туда двинем, пока сапёры работают?
― Не, мы туда не ходим. Там глубоко. Мы только на ручей. А ты сходи, конечно. Всё равно делать нечего, только ждать. Вон там тропинка вдоль огорода, по ней вниз, километра два.
 
Речные берега были заболочены, Синюхин долго искал спуск к воде. Найдя, с удовольствием искупался, прополоскал одежду, высушил на солнце. К полудню вернулся в лагерь.
 
Во дворе стояли две машины разминирования, ходить можно было только по дорожке, обнесенной яркой лентой. Вера снова встретила его первой:
― Лагерь эвакуируют. Сапёры ещё четыре мины нашли, говорят, им тут работы на неделю, не меньше. А нас отправляют в «Звёздочку» и в «Огонёк», на уплотнение. Скоро автобус приедет. С собой сказали постельное белье взять и личные вещи. Продукты не надо, их уже списали. Ой, а вот и автобус. Поможешь грузиться?
Простыни и одеяла Синюхин придумал увязывать в плотные тюки, но автобус был маленький и они с водителем замучились утрамбовывать багаж. Наконец, можно было уезжать.
Вера, Галка, Нина и Борц стояли у открытой автобусной двери. Лица у всех были унылые.
― А меня уволили, ― всхлипнула Вера, кивнув на мобильник. ― На комиссию вызывают. Господи, я была-то «и.о.», куда ж меня ещё увольнять?
― Короче, резко спала улыбка с наших лиц, ― сказала Галка, обращаясь к Синюхину.
― Наверняка какая-нибудь неблагополучная мамаша уже успела нажаловаться, ― мрачно предположила Света.
Синюхин обнял Веру за плечи:
― Тогда зачем тебе ехать? Останемся здесь. Жить будем на сеновале, продуктов навалом, часть на самогон обменяем. У кого тут самый вкусный самогон?
― У бабы Кати, конечно, ― живо откликнулась Галка. Нина и Борц кивнули в знак согласия.
Вера потёрлась щекой о синюхинскую рубашку.
― Я так не могу. Я должна детей сдать.
― А я могу, ― вдруг заявила Галка. ― Сеновал, самогон, всё как учили. В университете.
― И я могу, ― сообщила Нина.
― И я, ― начала было Борц, но была одёрнута Галкой:
― Ты-то куда, ты же замужем, забыла?
― Упс, всё, я не могу, ― спохватилась Борц.
― Получаемся только мы со Нинкой. Ты как, Синюхин, двоих потянешь?
― Потянет, ― обречённо вздохнула Вера.
Помечтав пару секунд, Синюхин сказал:
― Я начальству обещал, что ни-ни. Дети, кстати, уже запарились в автобусе, а нам их ещё сдавать. Поехали.
И махнул рукой.