Седьмой вагон ( страшная история )

 
Клаус был счастлив. Это был его первый день работы проводником. Новенькая зелёная форма с золотыми позументами. Зелёная фуражка с кокардой и даже на обшлагах золотые пуговицы.
 
И поезд очень хороший — все кругом говорили, завидовали, цокали языком. Скоростной “Вроцлав -Голованово”. Всего за сутки. Сутки - туда. Сутки - обратно. Потом два дня отдыха и снова на маршрут.
 
Замечательная работа. Родители улыбались, узнав о его работе. Ядвига. Милая Ядвига пришла провожать на платформу и поцеловала его в губы. А ещё она подарила ему на прощанье букетик прелестных ландышей. Клаус сиял. На вокзале играл духовой оркестр. Солнце сверкало на медных трубах. Всего год и у них будет достаточно денег на роскошную свадьбу. Он уже видел её в белом кружевном платье, как она идёт по церковной ковровой дорожке, усыпанной лепестками роз. Последний прощальный гудок поезда слился в его голове с оглушительным звоном свадебных колоколов и Клаус, стоя на подножке вагона, неистово замахал рукой. Я быстро, Ядвига. Меня не будет дома всего двое суток. Туда и обратно. Время пролетит незаметно. Солнце блеснуло в стеклянном окне закрываемой двери и Клаус оказался в тамбуре.
 

Тишина. Только слышен ровный стук колёс. Тук-тук...Тук-тук…
 
Клаус улыбнулся и открыл дверь в коридор вагона. Хотя нет, это был предбанник. Купе для проводников и бельевая комната. Коридор в вагон - там, дальше, за следующей железной дверью с маленьким стеклянным окошком. Он открыл дверь в купе и увидел перед собой голые волосатые ноги, полосатый дырявый носок, из которого пошло и напоказ торчал большой палец с жёлтым вонючим ногтем, а затем и хозяина ног: толстого, краснолицего мужика с седой бородой, лежавшего на нижней полке в одном верхнем кителе.
 
После восхитительного момента отправления, праздника и вот такое? Клаус остолбенел. От мужика несло перегаром, рядом на столике стояла початая бутылка Сливянки.
 
— Здравствуйте, а вы кто? — вежливо спросил Клаус, стараясь глубоко не дышать.
 
Мужик скосил голову и в ответ только хрюкнул.
 
— Извините, но я проводник этого вагона. Я, Клаус Шмидтке, с сегодняшнего дня…
 
— Ты придурок и стажёр, — лениво перебил его мужик. — Падай на соседнюю лавку, хер Клаус, и полчаса не отсвечивай.
 
Оскорбленный до глубины души молодой мужчина подчинился и некоторое время молча сидел, раздумывая — а что это за человек лежит напротив него? Если он тоже проводник, так почему же он так неопрятен и позволяет себе распивать спиртные напитки в рабочее время? Есть же правила, инструкции...Нужно доложить начальнику поезда.
 
— Я всегда тут лежу, первые полчаса после отправления. Выпиваю пару стаканчиков и лежу, — сообщил краснолицый.
 
— Вы проводник?
 
— Угадал, хер Клаус. Я, в отличии от тебя, настоящий проводник скорого поезда Вроцлав-Голованово.
 
— У меня удостоверение есть! — вспыхнул Клаус.
 
— В жопу его себе засунь, — посоветовал краснолицый — Вот, какой из тебя проводник? Ты пришёл на работу и в первый рабочий день вместо того, чтобы принимать пассажиров, болтал со своей белокурой подружкой. Формой своей перед нею хвастался. Петухом по перрону выхаживал. Уж я - то видел.
 
— А вы, значит…
 
— А я работал, пока ты, хер Клаус, голубей на небе пересчитывал. Ворон своей хлеборезкой ловил! Ну как, вкусно поел? Наелся ворон, хер Клаус?
 
— Извините. Только я вас на перроне не видел! — возмутился было молодой проводник, но тут краснолицый поднялся со своего места и сел.
 
— Меня зовут Кацпер. Для тебя, молокосос, по простому - пан Кацпер. Руку можешь мне не целовать, но кланяться разрешаю.
 
Он покопался под подушкой и извлёк планшет с бумагами.
 
— В каком вагоне работаешь, помнишь? Козёл забывчивый?
 
— В седьмом. У меня и документы.
 
— Правильно. Хоть что-то ты помнишь. Я твой наставник и старший проводник, пока ты, хер Клаус, не оперишься и не начнёшь самостоятельно хлопать крылышками. Я тут за всё отвечаю и за тебя, подлеца, отвечаю головой.
 
От таких слов по телу Клауса побежали колючие злые мурашки. Не нравился ему этот пан Кацпер. Сразу не понравился. И как говорил и как вёл себя. Разве так должен вести себя проводник? Проводник это лицо железной дороги! По нему судят о всех служащих железной дороги. Неопрятный проводник — позор для всех! Нужно доложить начальнику поезда. Это какая-то ошибка. Ему же сказали, что он едет один.
 
Кацпер тем временем помахал у него перед носом планшетом.
 
— Тут у меня записаны все пассажиры, севшие в наш вагон. У нас есть ещё десять минут, пока они рассядутся и займут свои места. Пока познакомятся. То да сё. Наша основная задача сейчас, пройтись по вагону, заглянуть в каждое купе и проверить билеты. Кроме того, мы должны выслушать и записать все пожелания пассажиров. Может быть кто-то захочет себе поменять бельё или чаю с печеньем. После того, как мы всех проверим, ты, хер Клаус, обойдёшь по очереди всех пассажиров и осуществишь качественное обслуживание.
 
— А, а вы?
 
— А я буду отдыхать дальше. Мне нужно беречь силы. Скорый до Голованово непростой поезд, придёт время и ты поймёшь это на собственной шкуре.
 
——————————————————————
 
В седьмом вагоне было семь пассажирских купе. Очень легко запомнить. Пан Кацпер надел брюки, обулся и как-то молниеносно изменился. У него пропало брюхо. Он приосанился. Исчез вонючий перегар, уступив место благородному запаху дорогого одеколона. О, этот запах вызывал само доверие. Проводник сразу стал видным пожилым мужчиной, с усами и бакенбардами. Клаус задумался, ведь его старший проводник ничем таким не брызгался, а только брюки надел. Как же так? Ему показалось, что в вагоне изменился сам воздух. Пан Кацпер сливался с вагоном и отовсюду пахло одеколоном. Клаус робко следовал за ним шествующим походкой хозяина и сжимал в руках объёмистый Гроссбух. Старший проводник выдал ему эту книгу в деревянном переплёте на латунных замочках, велев записывать в неё данные о пассажирах и их пожелания.
 
В первом ехала семья из трёх человек: Козловские - отец, мать и их маленькая дочь, девочка лет восьми. Они ехали до станции Красные Угли и попросили чаю с печеньем и бутербродами. Клаус нахмурился, записывая в неудобную книгу.
 
“Скорый: Вроцлав -Голованово идёт без остановок”, — подумал он и хотел было сказать пассажирам, что они ошиблись, но старший проводник заметил и вытолкал его за дверь.
 
— Они ошиблись. Наш поезд до Голованово, — тихо произнёс Клаус уже в коридоре.
 
— Их билеты говорят об обратном, придурок! Не вздумай кому-нибудь вслух про такое ляпнуть, иначе вышибу к чёртовой матери с нашего поезда.
 
— Но ведь…
 
— Ты кому веришь? Себе или билетам? В нашем вагоне билет - это закон! А ты проводник. Твоя задача, чтобы они не проспали свою остановку.
 
— Но у нас…
 
— Заткнись! Ты уже вписал их в Гроссбух. Теперь они приедут туда, куда хотят. Что там у тебя написано? Пан и пани Козловские. Марина и Павел, а также их дочка Стэфа. Так или не так?
 
— Так, — Клаус по прежнему ничего не понимал.
 
— Вот и пошли дальше.
 
Второе купе. Один пассажир. Пан Новак. Едет до станции Малые Кресты. Ничего не надо. Просил не беспокоить, но сообщить об остановке за 20 минут до прибытия.
 
Третье купе. Четверо. Шварцвальтен. Все четверо старики в старинных костюмах с бородами до колен. Сказали, что в это время года в Брокене очень хорошо. Попросили воды в кувшине и три ножа с изогнутым лезвием.
 
— Разделочные подойдут? — уточнил, не моргнув глазом, Кацпер.
 
Старики переглянулись, согласно закивали и дополнительно попросили глиняную широкую чашу.
 
— Зачем им ножи? — задумался в коридоре Клаус.
 
— Заткни хлеборезку! Ножи и всё необходимое найдёшь на второй полке в ящике, справа от окна. Следующие пассажиры.
 
Четвёртое купе. Пассажир отсутствовал на своём месте. На верхней полке стояли открытые чемоданы, оттуда свешивалась женская одежда. Клаус заметил кружевной лифчик и смутился.
 
— Запиши. Пани Маришка. Едет до станции Горлофф. Хмм, Комариные плеши. Снова Комариные плеши, — задумчиво произнёс старший проводник, взяв билет со столика и внимательно изучив его.
 
— Так и записать? Комариные плеши? — уточнил Клаус.
 
— Ты с ума сошёл? Ещё чего не хватало. Ага, вот и записка. Так...Кхм.. Уважаемый господин проводник. Я вышла в дамскую комнату привести себя в порядок и освежиться. Не могли бы вы принести мне из вагона-ресторана некоторые блюда по списку. Угу.
 
Он передал записку Клаусу.
 
— У нас два вагона-ресторана. Один слева другой справа. Эти блюда из правого.
 
Клаус ознакомился с запиской. Шампанское, бокалы, ведро льда, икра, устрицы, шоколад. У пассажирки губа не дура.
 
— Мне сходить в вагон-ресторан?
 
— Не надо ходить. Телефон в тамбуре. Позвонишь и закажешь по списку и тебе доставят тележку. Это ладно. Это потом. Пошли дальше, — и старший проводник, выйдя из купе, аккуратно закрыл дверь.
 
В пятом им только приоткрыли дверь и узкая рука протянула билеты.
 
—Пан Айзек и Пани Жанна, — проворчал проводник, изучив билеты — Клаус запиши: остановка - Мокрые пещеры.
 
— Мы едем на ку-рор-рт. Да моя ку-ро-ч-ка? — проскрежетал из-за двери невидимый пан Айзек.
 
— Да, моя пирр-роженка, на ку-р-рор-рт — отозвался другой голос, словно по стеклу царапали чем-то острым. Клаус поёжился, записав на всякий случай, остановка: Мокрые пещеры — курорт.
 
Старший проводник вернул билеты и, не моргнув глазом, козырнул, пожелав приятной поездки.
 
В седьмом купе сидели дети: шестеро ребятишек разного пола и возраста, от 5 до 12 лет. Одеты в лохмотья. Клаус открыл было рот сообщить о правонарушении, потому что по инструкции дети должны ездить только в сопровождении взрослых, но Кацпер свирепо на него хрюкнул и ему пришлось оставить свои слова при себе. Старший проводник принял билеты, пересчитал детей и приказал:
 
— Все едут до остановки: Неверленд. Безымянные. Клаус запиши. Вы, что-нибудь желаете дети?
 
— Маму... — прошептал самый маленький ребёнок.
 
Клаус вздрогнул. Шёпот был зловещим. Кацпер невозмутимо кивнул.
 
— Маму, так маму. В левом вагоне-ресторане можно заказать любую.
 
Вам сюда?
 
Дети отрицательно закачали головами.
 
— Значит, посетите ресторан самостоятельно. Я лично распоряжусь, чтобы через два часа вам всё приготовили.
 
Они снова оказались в коридоре.
 
— Это была шутка? Насчёт Мамы? — уточнил Клаус.
 
— Конечно шутка. Кто же им настоящую маму, на стол-то подаст… — неопределённо отозвался Кацпер.
 
Клаус хотел было его ещё про что-то спросить, но старший проводник посмотрел в окно, нахмурился и велел ему поторапливаться с обслуживанием пассажиров.

 
Клаус быстренько обслужил Козловских и от всего сердца пожелал им доброго пути, потом отнёс длиннобородым старикам ножи, тарелку и кувшин с водой. Всё действительно нашлось именно там, где сказал Кацпер. К его удивлению, на стене, под телефоном, висела металлическая табличка с внутренними номерами вагонов. Среди номеров он нашёл так же самый заветный номер. Номер начальника поезда. Это ему уж точно пригодится, решил Клаус. Всё, что тут происходит, это не нормально, а ещё старший проводник имеет наглость распивать алкогольные напитки прямо на службе. Рука так и чесалась позвонить и доложить куда следует, но он сдержался и только позвонил в вагон-ресторан. Там так и было написано — правый. На той стороне его выслушали и ответили, что доставят тележку в течении десяти минут.
 
— Эй, Клаус? — донёсся до него окрик старшего. — А-ну, подь сюда!
 
В купе проводников Кацпер развернул на столе Гроссбух.
 
— Смотри. Твой почерк?
 
— Мой, но разве...Я не помню! — ужаснулся проводник — Мы обошли семь купе.
 
— Вот и я про то. Шестое купе, я тоже не помню. Память начисто стёрта.
 
Запомни! Такие пассажиры иногда попадаются. Нам с тобой, самое главное не забыть, он едет до Умришек! — последние слова Кацпер буквально прорычал.
 
— Слушайте, пан Кацпер, — потрясённо произнёс Клаус, — христа ради, объясните мне одну вещь…
 
— Ну?
 
— Откуда на маршруте: Вроцлав-Голованово все эти остановки? Я изучал железнодорожные карты. Я осведомлён о географии местности. У нас строгий маршрут. Скорый поезд идёт без остановок до Голованово. Разве не так?
 
— Так.
 
— Тогда откуда? Все эти пассажиры с билетами до остановок, которых нет на этом маршруте? Откуда они взялись? Я уже молчу про все эти странные их запросы. Это всё так странно.
 
Кацпер хотел было ответить, но тут настороженно оглянулся и прислушался.
 
— Отвечу тебе позже, когда обслужишь пассажирку из четвёртого купе. Иди. Я слышу приближение официанта.
 
Клаус вздохнул. В тамбуре открылась дверь и странный человек в монашеской сутане протолкнул вперёд никелированную тележку на колесиках. На столике стояли блюда, накрытые блестящими металлическими крышками.
 
— Здравствуйте. Я Клаус Шмидтке, а вы? — поздоровался Клаус.
 
— Мммм…— человек закивал головой, словно кланяясь, и знаком показал на тележку, мол - забирай.
 
— А тележку, потом, как? — спросил было Клаус, но за немым монахом уже закрывалась дверь.
 
Молодому проводнику осталось только пожать плечами и откатить тележку к четвёртому купе.
 
— Пани Маришка? Ваш заказ, — Клаус вежливо постучал в дверь кончиком пальцев.
 
— Иду-иду. Секундочку — послышался женский голос и дверь открылась. Клаус остолбенел. В дверях купе стояла настоящая красавица. Белоснежная кожа, рыжие кудри до плеч и под шелковым чёрным халатом у нее ничего не было. Смутившись, он опустил голову, увидел голые коленки и, сглотнув, повторил
 
— Пани Маришка?
 
— Моё лицо выше, пан проводник,— мягким голосом ответила красавица — Я заждалась и ужасно соскучилась. Так скучно добираться до горла в одиночку. Я люблю компанию.
 
Клаус поднял голову и встретился глазами с пани Маришкой. Они были такими яркие: зелёные, пронзительные кошачьи глаза. И зрачки вертикальные. Сердце бешено застучало. Язык перестал слушаться.
 
— Вы сказали, горла? — прохрипел он. Он и не понял, как вкатил тележку в купе и совсем не понял, как оказался в роскошно обставленной, просторной комнате. Ещё недавно, тут ничего такого не было и в помине.
 
Господи, они же в поезде! Они едут в обычном вагоне-купе. И тут неоткуда взяться красному ковру под ногами и неоткуда взяться этой здоровенной кровати с пуховыми перинами. А эти бронзовые канделябры повсюду и эта люстра, свисающая с потолка, отделанного деревянными резными панелями.
 
Клаус подкатил столик к большому лакированному столу на гнутых ножках.
 
Пани Маришка заботливо пододвинула ему стул.
 
— Вы разделите со мной скромную трапезу, господин…?
 
— Клаус. Я всего лишь... Мне нужно идти, пани Маришка.
 
— Ах. Вы так холодны со мной, господин Клаус. Вам так идёт ваша форма. Вы в ней такой мужественный. Мне нравятся мужественные мужчины. Почему вы дрожите? Выпейте шампанского, господин Клаус.
 
У Клауса все закружилось перед глазами. Где-то далеко хлопнуло шампанское и вот уже он пил пузырящуюся, янтарную жидкость. Пил и не чувствовал ни холода, ни вкуса. Слепящие отблески свечей, отражающихся на крышках открываемых блюд. Кусочки жареного мяса. Кажется, его кормили прямо с вилочки. Он не понимал, его рот открывался механически, он жевал и не чувствовал ничего. Тело совершенно не слушалось. Только хоровод из свечей вокруг и где-то далеко он заметил белокурое грустное лицо Ядвиги. Запахло ландышами.
 
Клаус встрепенулся, затряс головой. Наваждение волнами плескалось вокруг, а рыжая красавица уже тянула его за рукав туда, к пышной кровати, к этому царству безмятежности и сладкой похоти.
 
— Мне нужно в уборную! Простите! — выкрикнул Клаус и, оттолкнув рыжеволосую красотку, бросился к дверям.
 
— Стой! Стой! Ты пожжжалеешь! Мы только начали! Как ты смеешь, мразь! — неслось ему вслед.
 
Голос пани Маришки изменился. Теперь он походил на назойливое жужжание насекомых.
 
Клаус плечом вломился в дверь и вылетел в коридор. Ощупал себя. Форма была расстёгнута, как и ремень на брюках, фуражка пропала. Какой позор! В первый же день службы и так оступиться. Он же помолвлен с Ядвигой. Проводник выдохнул и, заправляясь на ходу, побежал в уборную.
 
Холодная вода привела его в чувства. Клаус окатил водой лицо несколько раз, затем намочил голову. Как же так вышло? Как? Что тут вообще происходит? Наваждение. Он целовался с пани Маришкой? Нет? Точно нет. А что же всё-таки было? Как в вагоне появилась такая громадная комната? Да быть такого не может.
 
В очередной раз поглядев в зеркало над рукомойником, он увидел стоявшего позади маленького мальчика в лохмотьях. Проводник испуганно оглянулся. Никого. Да, чёрт побери, это уже ни в какие ворота! Чудится всё. Только чудится. Наверное, от жары. Окна в вагоне все закрыты наглухо. Хотя нет, в вагоне царила приятная прохлада. Да и дожди обещали на этой неделе.
 
Клаус нахлобучил фуражку на мокрую голову и, пошатываясь, вернулся в вагонный коридор. На цыпочках миновал дверь в четвёртое купе и бегом бросился к старшему проводнику.
 
— Хе, явился. Как прошло обслуживание пани Маришки? Всем ли она довольна? — ухмыльнулся Кацпер, едва только Клаус с облегчением опустился на соседнюю полку.
 
— Всем довольна.
 
— А ты, я смотрю, не очень. На, вытрись.
 
Проводник кинул Клаусу вафельное полотенце. Тот поблагодарил и, сняв фуражку, начал приводить себя в порядок. Кацпер, тем временем, продолжал говорить:
 
— Комариные плеши, всегда разные. Они могут быть пани Маришкой, пани Зулейкой и даже пани Златой. Молодые и в возрасте, но всегда дьявольски красивы. Они едут до Горлофф.
 
Клаус закашлялся и испуганно поглядел на старшего проводника.
 
— Ты не первый, молодой и неопытный херр, которого они высосали досуха. Проверь полотенце.
 
Клаус посмотрел. Действительно, ткань была вся в крови.
 
— Выпей хер Клаус и радуйся. Сегодня ты получил в нашем вагоне прописку, — старший проводник щедро набулькал ему полный стакан.
 
— Она укусила меня? Она вампир? — Клауса затрясло.
 
— Пей, а кровь высохнет, — успокоил его старший проводник — И можешь не искать следы. Они очень мелкие. Это же рой насекомых.
 
Клаус трясущимися руками схватил стакан. Сливянка была ядрёной. Давно он такой не пил. Хлеще неё только спотыкач, но и она прокатилась по горлу раскалённым потоком лавы.
 
— Они едут до станции Горлофф. Всегда самки. Они только выглядят как люди, а на самом деле - это рой насекомых. Комариные плеши. Я это определение из одной книжки взял. Оно означает такое место, где всё пропадает. В этих бабах пропадают напрочь мужики. Таков порядок. Они высаживаются на станции и там их уже ждут конные экипажи и молодые мужчины выстраиваются в ряд в ожидании. Красотки отбирают самых лучших, устраивая в родовом замке при свечах кровавую оргию. Поутру все заканчивается и насытившиеся твари разлетаются кто - куда, чтобы дать жизнь новому потомству. И таков их маршрут, круговорот жизни. Рождение, любовь, страсть, размножение и смерть. Раз за разом. Одно и тоже.
 
— А как вы об этом...
 
— Я давно работаю. Тридцать лет на работе. Раньше, мне любопытно было и я расспрашивал пассажиров, но мне давно уже не интересно. Пассажирами лучше не интересоваться. Не нужно вступать в посторонние разговоры. Выпей ещё, херр Клаус, и пойдём.
 
Клаус, морщась, выпил второй стакан и только спросил.
 
— Куда?
 
— Подъезжаем к станции "Красные Угли". Первое купе. Козловским нужно помочь с багажом, — объяснил пан Кацпер. Он изучил состояние молодого человека, вздохнул и добавил.
 
— Китель сними. Будет легче.
 
— Хорошо.
 
————————————————————————————————
 
Клаус сначала подумал, что это солнце за окнами играет багровым. Первым на перрон сошёл Кацпер. Без кителя, но зато при фуражке, за ним Козловские. Клаус тащил багаж: два громоздких чемодана с ручками и маленькую детскую сумку. У выхода он замер, силясь понять происходящее вокруг. Это место. Эта станция...Всё вокруг было в огне. Невыносимый жар. Обжигающий. Горло перехватывало от раскалённого воздуха. Налетевший порыв ветра заставил зажмуриться.
 
— Не стой столбом! — послышался строгий окрик Кацпера. — Подавай!
 
Клаус усилием воли заставил себя открыть глаза. Огонь. Кругом огонь. Вдалеке виднелись контуры вокзала, но только угадывались из-за плавящегося воздуха разобрать что там, было невозможно. Морщась, он начал спускать чемоданы, а Кацпер перехватывал их внизу и передавал пану Козловскому.
 
Козловские молча подхватили свои вещи и, кивнув на прощание Кацперу, отправились восвояси. Клаус машинально спустился вниз, придерживаясь за раскалённый поручень. Старший проводник стоял по струночке, почтительно приложив правую руку к фуражке.
 
Пан Козловский нёс в руках чемоданы, а его супруга держала за руку дочку. Чем дальше они отходили, тем сильнее от них шёл дым, а потом на них загорелась одежда и волосы. Козловские шли молча так, словно бы они терпели боль, только малышка не выдержала и начала горько плакать. Они все шли и шли, пока не превратились в горящие факелы.
 
— Что происходит? — прохрипел Клаус.
 
— Всегда одно и тоже. А ты зачем выбрался? Лезь обратно. Два метра от вагона ещё можно терпеть, но дальше любого ждёт ад. Любого.
 
Новенькая форма была безнадёжно испорчена. Вся в белых разводах от соли. Соль на одежде и тонкая корка соли на коже. Клаус с сожалением стянул с себя рубашку и хотел было идти стирать, но Кацпер просто достал из под лавки другой комплект, а старую приказал снять и кинуть в бельевую корзину.
 
— Откуда у вас запасная? Ещё и мой размер? Мне выдали только один комплект, — с удивлением проговорил Клаус, примеряя её.
 
— Ты задаешь неправильные вопросы, — старший проводник открыл окно и выкинул пустую бутылку. Потом, снова покопался под лавкой и достал две бутылки холодного пива. Одну пододвинул Клаусу.
 
— После Красных углей, самое то. Выпьем, херр стажёр?
 
Они чокнулись бутылками и начали пить. Немного утолив жажду, Клаус вытер губы и попросил:
 
— Расскажите мне. Я ничего не понимаю. Откуда на скором Вроцлав-Голованово, который должен ехать без остановок, взялись эти станции?
 
Кацпер задумчиво почесал бороду.
 
— Вагон. Всё дело в вагоне. Я тут с самого начала, как только маршрут запустили до Голованово. Вагон искажает реальность, причём в обе стороны. Это касается и поезда, и всего, что происходит в вагоне. Самое странное, что реальность восстанавливается, стоит только покинуть поезд. И всё забывается. Мы живём и помним, только пока находимся на работе, когда очередной рейс. Но вокруг, для всех остальных проводников, машинистов, начальника поезда и железнодорожного руководства - этих станций нет и поезд никогда не останавливается. Он идёт строго до Голованово и обратно на Вроцлав.
 
— Но это чудовищно. Эти люди сгорели там. Я видел.
 
— И что? Откуда ты знаешь, что они действительно сгорели? Может, это нам только кажется? Может, тот ад, который мы видели на станции, ад только для нас, а для них обычное семейное приключение? Для кого-то и само понятие семьи — ад и жить такой жизнью адские муки. А для кого-то иначе.
 
— Но там, вы сказали, ад для любого.
 
— Я себя имел в первую очередь, — вздохнул Кацпер,— жил себе семейной жизнью, слушал завывания супруги по любому поводу: не то купил, не так сделал, а вот у соседа руки золотые, а ты только вино хлебаешь, да на диване пердишь. Толку от тебя, как от козла молока. Двадцать лет и с каждым днём всё сильнее. Так скажи мне молодой херр, смог ли бы ты жить в таком раю или такая жизнь казалась бы тебе адом?
 
— Не знаю, — честно признался Клаус, — у меня с Ядвигой всё хорошо.
 
— Уверен? Она подарила тебе букет. Где же он? Тут, на столе, я его не наблюдаю. Может потерял? Может ты его где-то оставил?
 
Клаус при упоминании букета покраснел от стыда и начал искать на своей полке. Потом выскочил в тамбур. Пробежался по коридору и заглянул в уборные. Нет букета. Нигде нет. Столько всего произошло за сегодня и он забыл о букетике ландышей. Она ведь подарила ему от всего сердца. Какой позор. В расстроенных чувствах он вернулся к старшему проводнику и увидел, как тот ставит его букет в фарфоровую вазочку.
 
— Нужно помнить, — проворчал Кацпер, заметив его изумлённое лицо — семейная жизнь требует помнить тысячи мелочей. Для тебя они кажутся неважными и глупыми, а для женщины наоборот.
 
Он кивнул на вазочку.
 
— Видишь? Я купил эту вазочку в подарок для своей бывшей супруги. Последний подарок. Она заявила мне, что вазочка не того цвета. Хотя я стоял в её, чтобы подарить. Доставить своей супруге хоть какую-то радость. Я считал себя добытчиком и был несказанно горд своею покупкой...М-да.
 
Старший проводник сел на своё место, любуясь букетом. Клаус присел напротив.
 
— М-да. В тот день я ушел из дома и навсегда перебрался сюда, в седьмой вагон. Это было почти 20 лет назад. Только эта вазочка и напоминает мне о тысячи важных мелочах семейного быта, которые в сущности не важны, если двое людей любят друг друга. Ты испытал ужас от потери подарка любимого человека, херр Клаус? Так ли ты готов к аду семейной жизни? Так ли уж страшна, теперь, станция Красные угли?
 
— Да, кажется, я понимаю. Не мне судить этих странных пассажиров, сгоревших в огне, — пробормотал Клаус.
 
— Есть о чём подумать, не находишь? Но мы всегда забываем, стоит только закончить свою работу. Послезавтра твоя нога опустится на перрон Вроцлава и ты обо всём забудешь до следующей своей смены. Прекрасная работа, прекрасная жизнь. Личная жизнь и работа не мешают друг другу, не каждый может о подобном мечтать.
 
— Я хотел через год пойти учиться и перейти на гражданскую службу, — признался Клаус.
 
Кацпер засмеялся. Смех был какой-то особенный. Сочувственный что ли?
 
— Вагон не отпустит тебя, стажёр. Он признал тебя и сделает всё, чтобы тут ты остался. Ты этого не понимаешь, но очень скоро поймёшь. Кстати…
 
Кацпер нахмурился, прислушиваясь к стуку колёс.
 
— Да. Мерцающий тоннель приближается. Нам нужно закрыть на все замки двери в коридор и в тамбур, а потом закрыться наглухо.
 
— Тоннель?
 
— Не забивай себе голову мелочами. Ты научишься чувствовать его заранее.
 
Старший проводник достал из кармана связку ключей и побежал закрывать двери.
 
—————————————————————————————————
 
Клаус пытался ничему не удивляться. Честно пытался. Даже когда Кацпер вернулся и закрыл дверь в их купе на все замки. Их, Клаус насчитал аж четыре штуки. А после Кацпер уселся напротив и достал откуда-то с верхней полки дробовик. Проверил его, выложил на стол с десяток патронов, подумал немного и предложил выпить чего покрепче.
 
— А поесть ничего нет? — робко спросил Клаус.
 
— Что ж ты молчал?!! Все имеется.
 
Подвинув патроны в сторону, Кацпер поставил на стол жареную утку в фольге, нарезанный хлеб, несколько запечённых картофелин, ветчину, соль, кетчуп и, наконец, литровую бутыль мутного самогона.
 
— Не бурбон, но краше нету! — похвалился он выпивкой. — Ядрёная, хотя по мозгам не бьёт. Самое то, для Мерцающего тоннеля. Рекомендую начать закусывать, пока в него не заехали, иначе потом блевать будешь.
 
Они выпили. Самогон, несмотря на цвет, оказался вполне приличным и Клаус накинулся на закуску. Старший проводник воздержался и, в очередной раз поискав под своей удивительной лавкой, достал эмалированное ведро.
 
— Зачем? — спросил Клаус.
 
— Скоро узнаешь, — загадочно ответил старший проводник и предложил ещё по одной, пока не началось.
 
—————————————————————
 
После третьего стакана перед глазами у Клауса замелькали разноцветные пятна и закружилась голова. Вагон зашатало, закачало. Со стола повалилась еда и стаканы. Старший проводник успел подхватить падающую бутылку, взболтал её и залихватски выпил прямо из горлышка.
 
— Тоннель! — сообщил он побледневшему Клаусу. — Поздравляю!
 
— С чем?
 
— Щас начнётся. Лучше не держи в себе.
 
Клаус было хотел возразить, но тут у него против воли случился сильнейший приступ тошноты. Заботливый пан Кацпер подставил ведро, а сам, отложив недопитую бутылку, взял в руки оружие.
 
Клаус, отплевываясь, оставил ведро и понял, что это рябит внутри купе. Всё вокруг осветилось цветными огнями.
 
— Мы в тоннеле, — сообщил Кацпер, поглаживая ствол дробовика, — на маршруте поезда этого тоннеля конечно нет, но для вагона он существует.
 
— А зачем вам оружие?
 
— Для безбилетников. Они проникают в вагон и создают проблемы, — объяснил Кацпер, после чего уже сам спросил:
 
— Как? Стало легче?
 
— Вроде бы.
 
— Отлично. А щас ты, херр Клаус, ещё и обосрёшься.
 
Клаус не успел спросить: почему?
 
В дверь с другой стороны начали стучать и ломиться. Взволнованный мужской голос кричал.
 
— Откройте! Откройте пожалуйста, я пан Големба. Вызовите помощь! За мной гонится убийца в маске! У него большой нож! Помогите!
 
Клаус вздрогнул и хотел было вскочить со своего места, но старший проводник не позволил.
 
— У нас нет никакого Голембы. Это безбилетник.
 
— А вдруг он из другого вагона?
 
— Дурак, что ли? Наш вагон самый нормальный по отношению к другим. В обе стороны. Если, что, оттуда приползло - значит: оно не наше.
 
За дверью раздался визг и глухие удары. Клаусу показалось, что там в тамбуре кто-то рубит мясо. Затем всё стихло.
 
— Он ушёл? — спросил Клаус, обращаясь больше к самому себе.
 
— Да щас. Этот ушёл, так придут другие. Безбилетники ходят по вагону и пытаются занять места пассажиров и проводников. Адаптироваться. Так что, когда проедем тоннель, придётся провести проверку. Затаись!
 
Последнее слово прозвучало, как приказ. Клаус замер. В дверь снова постучали.
 
— Клаус. Милый Клаус, ты - там?
 
Он узнал голос Ядвиги.
 
Волосы на голове зашевелились. Сердце предательски ёкнуло. Он в ужасе посмотрел на старшего проводника, а тот прижал палец к губам. Молчи! Ни звука!
 
— Я не могла сдержать своих чувств и поэтому запрыгнула в самый последний момент. Я скрывалась между вагонами. Мне нужно было сказать тебе что-то очень важное, — продолжал голос за дверью, — но мне было так стыдно. Прошу, не отворачивайся от меня, Клаус! Я люблю тебя!
 
Клаус дернулся и напоролся на металлический ствол. Пан Кацпер делал страшные глаза и гримасничал, всем видом показывая, чтобы парень молчал не рыпался. Ядвига за дверью видимо поняла, что просто так ей дверь никто не откроет и, зарыдав, сообщила.
 
— Я беременна, Клаус! У нас будет ребёнок! Я хотела тебе сказать, когда ты вернешься, но меня это так мучило! Я должна была тебе сказать! Может быть я дура, но я люблю тебя! Обними меня, Клаус! Мне так плохо!
 
По лицу Клауса потекли слёзы. Умом он понимал, что никакой Ядвиги там за дверью нет и быть не может. Вот только… А вдруг это правда? А может она действительно там? Ничего же дурного не случится, если они пустят её в купе?
 
— Кто-то идёт! — услышал он встревоженный голос Ядвиги. — Это человек в маске с ножом в руках. Боже мой, Клаус впусти меня! Я боюсь! Он идёт ко мне! Помогите!!!
 
За дверью послышались звуки борьбы. Ядвига закричала от боли и Клаус не выдержал. Отпихнул направленное на него оружие и рванул к двери, не понимая ещё, что дверь закрыта на замки, а ключи у Кацпера.
 
Старший проводник молча ударил его в спину прикладом. Клаус всхлипнул и, упав на колени, бессильно вцепился в ручку двери. Машинально скользнув взглядом по полу, он увидел, как из под двери течёт что-то красное. Кровь! Неужели это кровь его невесты? Её убили.
 
— Вы чудовище, пан Кацпер! Святой боже, какое же вы чудовище! — простонал он.
 
— Ох, ты. Я чудовище? Я? Ты думаешь, что там, за дверью, лежит изрезанная ножом молодая панночка? Ты проклинаешь и ненавидишь меня херр? Ведь так? — торжествующе прорычал старший проводник.
 
— Ты ублюдок!
 
— Я учу тебя работать, кусок говна! Как ты научишься, если не будешь меня слушать, а? Что, не веришь мне? Веришь своим ушам? Чувствам веришь? Ты твари за дверью готов больше доверять, чем своему старшему товарищу, с которым только что выпивал? Так — на! Попробуй на вкус кровь своей невесточки!
 
С этими словами пан Кацпер макнул несчастного Клауса лицом прямо в лужу крови. А потом ещё раз и ещё.
 
— На! Жри! Как следует жри! — приговаривал он — Чтобы понял сразу: какие они на вкус? Они нашей крови тоже хотят, но сегодня ты их опередил. Ты попробуешь их первым. Попробуешь и запомнишь. Безбилетники играют на наших чувствах. Ждут, пока им не откроют двери, тогда они пожирают нас и становятся нами. Всегда так было. Всегда!
 
Дверь заскрежетала и старший проводник живо оттащил Клауса за шкирку.
 
— Лезь на верхнюю лавку!— приказал он.
 
Клаус, на ходу отплевываясь от крови, вкус которой неожиданно оказался сладким, без промедления выполнил его приказ. Сверху ему было видно, как гнётся и сминается во внутрь верхний металлический лист двери. Ещё недавно такая громоздкая и чрезмерно толстая дверь уже не казалась ему надёжной защитой от того, что пыталось проникнуть к ним в купе.
 
— Рикошета я боюсь, вот чего, — оправдывался вслух пан Кацпер — дверь то, чего? Починится, а вот если дробью прилетит, то уноси готовенького. Тут надо ждать, пока оно дверь не раскурочит. Иначе сами пострадать можем.
 
— А поможет? — дрожащим голосом спросил Клаус.
 
— Как всегда. Безбилетники, они только до чувств горазды, но против доброй пульки завсегда слабину дают. Ага, а вот и наш гость!
 
Верхняя половина двери выгнулась и вдавилась во внутрь купе и в образовавшуюся щель стало медленно вползать разноцветное осминожье щупальце. Клаус завизжал от страха.
 
— Узнаешь, невесту свою? — хохотнул пан Кацпер, — она-то, гляжу, тебя сразу признала! Вон, как к тебе торопится!
 
Он прицелился и выстрелил. У Клауса заложило уши. Купе заволокло дымом и на него посыпались какие-то противные ошмётки.
 
— Что? Не нравится? — доносился из клубов дыма рёв проводника. — А так?
 
Снова раздался выстрел.
 
— А с загибом?
 
Клаус не расслышал третьего выстрела, но как-то умудрился прикусить себе язык. Вагон затрясло вновь и ему на голову упало что-то тяжёлое. Клаус потерял сознание.
 
————————————————————————————————
 
Когда он очнулся, то увидел пана Кацпера, спокойно сидевшего на нижней полке с дробовиком на коленях. Старший проводник в одиночку допивал самогон и закусывал квашеной капустой.
 
— А самое главное то, чего? — размышлял вслух старший проводник. — Скука смертная. Убей хоть с десяток осьминогов, кальмаров, каракатиц разноцветных. Тоннель прошли и снова всё на месте. Дверь на месте. Пассажиры живы. Поезд следует строго по расписанию. Только и радость, что Клаус весь пол заблевал.
 
Клаус посмотрел в сторону двери и лично убедился, что там всё в порядке. Кроме непереваренных остатков еды, в купе не было никаких следов побоища. Он кашлянул и почесал разбитую голову. Старший проводник заметил, как он шевелится и, подняв голову, сообщил:
 
— Проехали мы Мерцающий тоннель, паря. Проехали. Можешь смело спускаться. Щас, у нас по маршруту остановка "Мокрые пещеры".
 
Клаус ощупал себя и, осторожно спустившись, уселся напротив.
 
— Простите меня, пан Кацпер. Простите за то, что не поверил вам, — попросил он.
 
— Пустяки. Это ты меня прости парень за то, что я увлёкся и в азарте макал тебя харей в осьминожьи ссаки. После того, как тоннель проезжаем, всё исчезает, но всё равно неприятно, — добродушно проворчал проводник.
 
Клаус машинально облизнул губы, вспомнив сладкий вкус крови. Видимо взгляд у него был совсем уж сумасшедший и пан Кацпер пододвинул стакан.
 
— Пей.
 
Глядя, как стажёр морщась пытается выпить целый стакан за раз, проводник сказал.
 
— Что тоннель, что Фиолетовые топи. Всякая дрянь к нам в вагон лезет. Они ведь, как мухи, как насекомые, которые едут в машине вместе с водителем и покусывают его в дороге, не замечая разницы в изменившейся среде. Тычутся в стеклянные окна, кусают за руки. Мы ещё легко отделались, а если бы на пути были Яшмовые врата? Там бы такая похабщина была, а ты ещё даже не женатый.
 
Клаус, которому от выпитого стало немного лучше, поинтересовался:
 
— Я понимаю так: маршрут зависит от пассажиров. Но откуда вы, пан Кацпер, знаете наизусть все места, через которые проезжает поезд?
 
— Из карты, — Кацпер пожал плечами.
 
— А я могу на неё взглянуть?
 
— Разумеется.
 
Пан Кацпер пошарил под своей лавкой и, достав сложенную в несколько раз карту, развернул её прямо на столе. Клаус привстал, чтобы получше рассмотреть маршрут поезда. Старший проводник пальцем показывал.
 
— Вот. Значит, мы выехали в 9.30 из Вроцлава сегодня утром. В 12.10 - стояли в Красных углях пять минут. Далее: 14.00 -14.30 проезжали Мерцающий тоннель. В 15.25 — будем делать остановку в Мокрых пещерах. Следующая по маршруту остановка Малые Кресты, затем Горлофф и Брокен. В 23.00 — мы будем высаживать детишек в Неверленде. А дальше можно спокойно спать до Голованово.
 
Клаус, проследивший маршрут, хотел было уточнить о пассажире, ехавшем в шестом купе, но не успел. Взглянув на наручные часы, пан Кацпер спохватился и велел ему выметаться в коридор, помогать Пану Айзеку с чемоданами.
Клаус, поклявшийся более ничему не удивляться, терпел до последнего. Пан Айзек и пани Жанна на людей вовсе не походили. Они были похожи скорее на помесь рыб с пауками. Глаза точно рыбьи. Вместо ртов у них были челюсти, как у сороконожек. Высокие. Когда они выбрались из своего купе, оказалось, что головой они доставали до потолка, да ещё с хвостами и множеством тонких лап, напоминающих руки. Они поздоровались с Клаусом и, вручив ему склизкие бугристые мешки, отправились по коридору, оставляя после себя жёлтый слизистый след. Из их купе воняло тухлой рыбой и Клаус поспешил закрыть поскорее дверь.
 
“Мне ещё там убираться придётся?"— с недовольством поинтересовался он сам у себя. Нужно было на этот счёт уточнить у Кацпера. Пан проводник ждал пассажиров в тамбуре и, когда Клаус с пыхтеньем поравнялся с ним, протянул ему деревянные беруши.
 
— Береги уши, парень. Эта станция славится своей коварностью, — произнёс Кацпер так тихо, чтобы пассажиры его не услышали.
 
Пан Айзек кажется услышал его слова и рассмеялся со скрежетанием.
 
— Ах, пан Кац-ццц-пер. Мы столько лет с вами встреч-ччч-аемся, а вы по преж-жжж-нему относитесь к нам недоверч-ч-ч-иво. Наша станция луч-шшшшш-шая в мире.
 
Поезд согласно зашипел и в такт его словам начал тормозить.
 
— Моё дело пожелать вам всего хорошего, — отозвался пан Кацпер.
 
— Лу-ччч-шшше бы вы остались с нами, пан Кацпер. На ку-р-рр-орте так хо-рр-ошо, — произнесла пани Жанна.
 
— Извините, мы на работе — извинился пан Кацпер.
 
Мешки у Клауса были тяжёлые. Что в них там такого? Еда? Там что-то шевелилось. Они выглядели так противно, что он старался на них не смотреть. Впрочем, на пани Айзека и пани Жанну смотреть было не менее жутко.
 
Поезд остановился и старший проводник, открыв дверь, первым спустился вниз. В тамбуре запахло гнилыми водорослями, послышались крики чаек.
 
“Курорт? — подумал Клаус. — Любопытно, а может там всё не так плохо?"
 
Он вспомнил, как в детстве родители дважды возили отдыхать его на море. Белый песчаный пляж. Синее море и восхитительные пенные барашки, появлявшиеся, когда море хмурилось. А ещё солнце. Столько солнца, что с пляжа его уводили почти силой.
 
Клаус дождался, пока пани Жанна спустится вниз, и выглянул наружу.
 
Он честно старался не удивляться. Честно. Пан Кацпер был прав. Этому месту можно было пожелать только хорошего. Ибо хорошего тут, с точки зрения Клауса, не было и быть не могло. Содрогаясь от увиденной им мерзости, он осторожно подал шевелящиеся мешки пану Кацперу и попытался было остаться в тамбуре, но ему знаками велели спуститься.
 
Пан Айзек выпрямился во весь рост и от того стал ещё больше походить на сороконожку. Прощаясь, он произнёс совсем без шипения и скрежетания:
 
— Ваш вагон лишь один из многих, но мы ценим комфорт и уют, который можно получить только у вас, добрые паны проводники. Жаль, что вы не хотите остаться тут, искренне жаль, но впрочем, каждому свой путь и своя остановка — так у вас говорят? Вот, возьмите за труды, мы с супругой надеемся, что наша встреча не будет последней.
 
Он протянул Кацперу и Клаусу по крупной золотой монете.
 
— Всего хорр-ошего пан Кацпер, жаль, жаль по доброму вас и ваш тяжжжкий труд, — скрежетнула жвалами пани Жанна.
 
Пан Кацпер не ответил, а лишь козырнул в ответ, следом за ним машинально козырнул Клаус. Они их жалеют? Их? Да как так то?
 
— Два метра от вагона. Если вздумаешь отойти дальше, помни о берушах! — прошипел Кацпер стажёру, не опуская руки.
 
— Да, чё я, с ума сошёл? Ноги моей тут не будет! — прошептал тот в ответ, наблюдая, как уходят эти жуткие существа.
 
— Иные сходят, — вздохнул Кацпер, после чего спросил.
 
— Как тебе местечко?
 
— Ужасно, — пробормотал Клаус, стараясь не смотреть вверх, где под сводом пещеры пролетала стая отвратительных мелких тварей, чьи крики он принял за чаек. Пещера была огромной. Где-то, вдали, её стены светились зелёным. Свет также шёл от высоких, с двухэтажный дом, вонючих грибов, росших повсюду. Пляж действительно был и совсем недалеко, но там, на кучах гниющих водорослей, возлежали существа, похожие на пана Айзека, с множеством лап и хвостов.
 
— Они честны. Пусть от них воняет и выглядят они так, как потомство паука, трахнувшего каракатицу, но они честные, — сообщил задумчиво Кацпер, — я часто вижу их в моём вагоне, но они вполне милые пассажиры, если дышать через раз.
 
— Может, вернёмся в вагон? — предложил Клаус, которому изрядно надоело нюхать свежий курортный воздух в Мокрых пещерах.
 
— У нас есть ещё несколько минут. Я хотел бы, чтобы ты посмотрел их представление, чтобы ты понял, ради чего они сюда приезжают. Только сначала беруши.
 
С этими словами Кацпер достал и воспользовался своими берушами, а потом знаком приказал стажёру сделать тоже самое.
 
“Ещё бы одни в нос”, — подумал Клаус, поправляя деревянные затычки.
 
Раздался звук. Тихий и прекрасный. Светящиеся грибы загорелись, сильнее осветив пляжный берег. Пан Кацпер дёрнул Клауса за плечо и показал рукой на чёрную воду, по которой к берегу приближалось несколько лодок. В лодках сидели люди. Клаус вытаращил глаза. Зачем им сюда плыть? Это место ужасно! Тут только…
 
Он перевёл свой взгляд на существ, лежавших на кучах водорослей. Те оживились. Они собирались парами и у каждой пары появлялись кожистые мешки, похожие на те, какие он нёс за своими пассажирами. Лодки приближались. Пение становилось сильнее. Клаусу тоже почему-то захотелось туда на песчаный пляж. Не так уж там и плохо, а если приглядеться, так и вовсе хорошо. И воздух не такой уж противный и прелый.
 
“Всего один шажочек сделаю”, — подумал он и шагнул вперёд.
 
Пан Кацпер отвесил ему затрещину.
 
— За что? — взвыл было Клаус и хотел было дать сдачи, но старший проводник показал ему кулак, а потом силой развернул в сторону пляжа.
 
Люди в лодках уже причалили и начали выбираться на берег. Со своего места Клаус не мог разглядеть их в подробностях, но там точно были и мужчины, и женщины, и даже дети. У них был измождённый вид. Они по одиночке спешили к существам, ждавшим их на кучах из водорослей. А потом… Клаусу пришлось поднапрячь свой заторможенный музыкой мозг.
 
На что это было больше похоже? Одни из существ вставали на задние лапы и хватали подходившего к ним человека, высоко поднимая его, а вторые доставали из кожистых мешков что-то извивающееся и тонкое, и силой запихивали ему в рот. К крикам летающих тварей добавились человеческие, полные боли и страданий. Люди дёргались в лапах существ, но вяло. Они кричали, когда к ним подносили...Да, что же это такое? Змеи? Зачем? Почему он слышит их крики, если он в берушах? неужели люди умеют так громко кричать?
 
Там, на пляже, людей хватило не всем и тут Клаус заметил, как мимо них прополз здоровенный пауко -осьминог, держа над головой в вытянутых щупальцах живых людей. Они кричали, плакали, даже сквозь беруши он слышал слова проклятий.
 
— Свежие люди! Свежие люди - недорого! Познайте радость любви! Товар сертифицирован! Свежие люди, много хороших размеров. Есть чёрные! С усиками!
 
Кацпер снова толкнул его, показывая, что пора возвращаться в вагон.
 
—————————————————————————————————
 
— И как это понимать? — спросил Клаус, наблюдая как старший проводник разливает самогон из новой бутылки.
 
Они выпили. После такого нельзя было не выпить.
 
— Честное размножение. Честный курорт, где каждый находит себе милого и удобного человека, — проворчал пан Кацпер — Ты же видел?
 
— Они ужасны! Они чудовища! Что они творят с людьми?
 
— Размножаются. Только и всего. В мешках, которые ты тащил, их дети. Невылупившийся выводок. Чтобы дитё созрело, им нужно тёплое человеческое тельце. Они засовывают в людей десятки своих детей, а потом закапывают тело в водоросли. Человек остаётся жив, но парализован. Детишки резвятся внутри него, а родители караулят их покой. Выживет лишь один из выводка -самый сильный. Он сожрёт своих братьев и сестёр, а также внутренности носителя.
 
Потом вылезет из человека и вместе с родителями закусит человеческими останками. Всё довольно честно. Это тебе не рой насекомых, притворяющихся смазливой бабёнкой, они уважают людей, потому что давно стали частью человеческого мира.
 
— У меня, после увиденного, аппетит пропал, — признался Клаус, пытаясь осознать всё, что произошло в Мокрых пещерах.
 
— И напрасно. Вот, колбаски жареные, а к ним два соуса, — пан Кацпер снова повозился под своей волшебной лавкой и поставил еду на стол.
 
Клаус посмотрел на тарелки с отвращением.
 
— Есть нужно, — со значением в голосе произнёс ему пожилой проводник — Еда делает нас сильными и довольными. Особенно мясо. Не хочешь колбаски, так я поищу шашлык.
 
— Откуда там берётся еда? — задумчиво спросил Клаус.
 
— Загадочные свойства вагона. Достаточно хорошенько пожелать, засунуть под лавку руку и еда появится. Не всегда, правда, какая хочешь, но с алкоголем у меня все в порядке, — пан Кацпер для убедительности вновь пошарил под лавкой и выставил на стол две бутылки свежего пива.
 
— Прошу! — пригласил он и лично подал пример. Начал выпивать и закусывать.
 
— Нам с тобой нужен алкоголь, как воздух, иначе свихнёмся, — чавкая, объяснял он. — Станции-то, чего? Тьфу! Пока ты возле вагона, ты полностью под защитой, тебе ничего не грозит, а вот если идти в другие вагоны, то всякое может случится. Психика - штука ненадёжная. Мы учимся и забываем постоянно, поэтому часть памяти должна быть сродни инстинктам. Зрительной памяти веры нет, все кругом твари умные и про неё знают. Все они пользуются - слухом пользуются, обонянием, но вот тактильные ощущения и вкус часто выпадают из их поля зрения. Так что проводник, если надо, жопой должен помнить грозящую ему на работе опасность. Думаешь, для чего я тебя тогда харей, как котёнка натыкал? Для чего тебе беруши выдавал и ведро, когда нужно было? Ты всё запомнишь! Так ты сможешь запомнить и в нужное время вспомнишь. Понимаешь, птенец, что означает опериться?
 
— Понимаю. Спасибо вам пан Кацпер. Большое спасибо, — поблагодарил Клаус.
 
Старший проводник подобрел.
 
— Ешь. Ешь и давай ещё выпьем, а потом ты пойдёшь собирать постельное бельё в первом и пятом купе. Принесёшь в тамбур и мы продадим его пану Носику.
 
— Продадим?
 
— Ага, ты поймёшь, когда придёт время.
 
Они выпили.
 
Клаус стоял уже в дверях, когда старший проводник напомнил ему, что надо бы разбудить пассажира из второго купе.
 
— Скоро будет его остановка. Запомни!
 
———————————————————————————
 
Клаус дважды прошёлся по коридору. Проверил форму. Всё в порядке. В вагоне всё хорошо. Клаус вздохнул и постучал в дверь второго купе.
 
— Пан Новак! Вы просили разбудить вас перед вашей остановкой. Просыпайтесь пан! Если вам что-то нужно…
 
Дверь в купе отъехала в сторону. Из темноты выглянул незнакомый мужчина в сером в крапинку костюме. Он с подозрением в голосе строго спросил :
 
— Так. Вы кто такой?
 
Клаус остолбенел. Этого мужчину он видел впервые. Он ничем не напоминал ему пана Новака, грузного мужчину средних лет с одышкой, попросившего не беспокоить до конца поездки.
 
— Я проводник, Клаус Шмидтке, служащий этого вагона, а вы? Пан…
 
— Ковальски. Детектив Ковальски. Я расследую дело об убийстве пана Новака, — представился мужчина.
 
— Что-что? — растерялся Клаус. Как такое могло быть? Пассажир умер? А откуда тогда детектив? Опять вагонные фокусы? Нужно рассказать пану Кацперу! Немедленно!
 
Не тут-то было. Детектив Ковальски грубо втянул его в купе и заставил снять фуражку.
 
— Повежливее, пан проводник, — прошипел он, — возле гроба вдова покойного и двое его сынишек. Меня наняли расследовать его загадочную смерть.
 
Клаус хлопал глазами, разглядывая обстановку внутри третьего купе. Тут, как и в соседнем купе, внутреннее пространство расширилось в зал, только стены были каменные. Снова свечи. Повсюду свечи и цветные витражи с изображениями святых. Он поднял голову и увидел красочную фреску. Оттуда сверху, из нарисованных облаков, на него смотрел сам Христос в окружении пухлых розовых ангелочков.. Церковь? Он внутри церкви? Посреди зала на возвышении стоял гроб, обитый малиновым бархатом. Возле него рыдала, стоя на коленях, молодая женщина в траурной одежде, а рядом с ней два ребёнка. Мальчики, лет 10, в детских траурных матросских костюмчиках. С другой стороны, над гробом стоял Ксёндз и читал молитву. Он тут, похоже, единственный был в белом. Клаус в смущении покрутил головой. Так и есть. Много, много людей сидело на деревянных скамьях с высокой спинкой. Молодые, зрелые, старые и все в траурных одеяниях. Неужели это всё родственники и друзья покойного?
 
“Мне это только чудится. Нет никаких скорбных родственников и гостей. Нет никакой жены. Это всё обман. Галлюцинации очередной твари. Нужно разбудить пана Новака. Ему скоро выходить на своей остановке. Хотя, а вдруг это не так”? — соображал Клаус. Пан Кацпер со всем разберётся. Должен разобраться - он же опытный проводник. Тут всё такое потустороннее. Они все в траурных. Одеты так, словно такая одежда для них является будничной. Эти шляпы, эти искусственные цветы в корзиночках и венки. Эти кружевные черные носовые платочки. Этот вонючий ладан! Обман! Я не должен доверять собственным глазам!
 
— Что вам известно о смерти пана Новака? — прошептал ему на ухо наглый детектив. Клаус посмотрел ему прямо в глаза, попытался изучить и запомнить черты лица. Всё такое смазанное. Ничем не примечательное лицо. Если только глаза мутные с поволокой. Как у мертвеца. Но он же дышит? Разговаривает? Так ли уж он мёртв? Чему верить? Кому?
 
Клаусу пришло в голову, что ему в этом купе никто не поможет и нужно играть по местным правилам. Раз его тут все обманывают, значит и он так может. Вранья захотели? Извольте! Я вам такого вранья...Лучше всякой правды!
 
— Имею некоторые важные сведения, но это конфиденциальный разговор. Предлагаю выйти в коридор, чтобы нас не подслушивали, — тихо ответил он пану Ковальски. Тот аж подпрыгнул от радости.
 
Выскользнув в коридор вагона, Клаус облегченно выдохнул. Вагон теперь ему казался таким родным и знакомым. Он снова обрёл привычный вид, а где-то впереди, в тамбуре, прошёл его спаситель в зелёной форме.
 
— Говорите! Кого вы подозреваете? — повис у него на руке назойливый детектив.
 
Клаус дернул плечом, освобождаясь, и, заговорщицки оглянувшись, произнёс почти шёпотом:
 
— Я подозреваю пани Маришку. Она едет в четвёртом купе. Она известная искусительница и отравительница.
 
— У вас есть доказательства?
 
— Гроссбух. В нём записаны все данные о пассажирах нашего вагона. Я принесу его вам. Подождите меня. Там есть все нужные вам доказательства.
 
— Я пойду с вами! — заявил пан Ковальски.
 
— И речи быть не может. У нас строгие правила. Я должен тихонько утащить книгу так, чтобы не заметил старший проводник.
 
— Хмм. Тогда идите, а я пока загляну в четвёртое купе и постараюсь разговорить подозреваемую. Буду задавать ей наводящие вопросы, а вы появитесь в самый решающий момент и вместе мы выведем убийцу на чистую воду, — решил детектив.
 
Клаус надел фуражку и по военному козырнул:
 
— Так точно!
 
После чего быстрым шагом направился под защиту пана Кацпера. Он не успел пройти и нескольких метров, как позади себя услышал сдавленный крик, а потом хрип и шум. Оглянувшись, Клаус поморщился:
 
— Тьфу -ты, придурок! Я же сказал: четвёртое купе, а не третье. Ну, туда тебе и дорога.
 
Он ещё несколько мгновений наблюдал, как старики из третьего купе затаскивают трепещущее тело детектива Ковальски к себе, а потом отвернулся и пошёл докладывать обо всём пану Кацперу.
— Молодец! Молодец Клаус! — засмеялся старший проводник, выслушав его рассказ — работает моя методика, работает. Так с ними, упырями, и надо. Всё одно, безбилетники.
 
— Они уже больше раздражают, чем пугают своим поведением. Отвлекают от работы, — честно признался Клаус.
 
— Это верно, — согласился старший проводник. — Достают нас изрядно. Ну что же, ладно.
 
Он хлопнул себя по бедрам.
 
— Пойдём. Нужно помочь пану Новаку выйти на его станции.
 
— Но ведь он мёртв?
 
— Да похеру! Главное, чтобы пассажир не пропустил свою остановку, а остальное не наше дело, — махнул рукой повеселевший пан Кацпер.
 
Он смело и без стука вошёл во второе купе, следом сунул свой нос Клаус. Так и есть. Снова обычное купе. Нет никакой церкви. Только на нижней полке лежал абсолютно мертвый пассажир, пан Новак. Эта ситуация нисколько не смутила Кацпера и он попросил Клауса помочь. Вместе они завернули мертвеца в свежую простыню и в таком виде перетащили в тамбур.
 
Поезд тем временем сбавил ход. Начал тормозить.
 
— Малые Кресты тоже необычная станция? — спросил Клаус, поглядывая в окошко.
 
— Да обычное тихое и спокойное место. Много молчаливых соседей, — ухмыльнулся пан Кацпер.
 
— Я и вижу, что остановка прямо на кладбище.
 
Поезд остановился и они выгрузили тело пана Новака на перрон. Смотреть было особо не на что. Повсюду и до горизонта раскинулось бесконечное кладбище. Тут действительно было тихо. Их никто не встречал. Клаус впервые за всю поездку, пользуясь случаем, внимательно изучил сам поезд. На перрон заходил только седьмой вагон. Он единственный выглядел настоящим. Другие вагоны больше походили на глухие железные гробы на колёсах. Окон и дверей на них не было, да и сам поезд казалось уходил в бесконечность. Есть ли у него начало и конец? Отсюда, с маленькой станции, понять было невозможно.
 
— Пошли что ли, помянем пана Новака? — вздохнул Кацпер и они вернулись в вагон.
 
—————————————————————————————
 
— А где бельё? — спохватился старший проводник, проверив пустую корзину.
 
— Я забыл, хотел сначала разбудить пана Новака, — смутился Клаус.
 
— А-ну, живо тащи бельё! Сейчас Носик припрётся. Он всегда в это время приходит и не забудь бельё из второго купе из-под покойника.
 
— Хорошо!
 
Клаус пулей пробежал по вагону. Первое купе. Все в порядке. Купе чистое. Собрал простыни и наволочки, выкинул в коридор. Второе купе. Чисто. Бельё покойника. Ну ладно. Клаус сменил бельё. Притащил в тамбур. Запихал в корзину, а потом какое? Ах, да. Пятое. Он с содроганием открыл дверь и лично убедился, купе в полном порядке. Запах тухлой рыбы пропал с концами. Бельё не тронуто. Клаус, вздохнув с облегчением, быстренько собрал всё в один ком и потащил.
 
В тамбуре старший проводник вовсю препирался с толстым, носатым карликом. На карлике был старомодный сюртук и галстук-бабочка. Каждую вещь он жадно обнюхивал.
 
— За бельё с покойника: двойная цена, — говорил сварливо пан Кацпер — а за бельё из первого купе - обычная.
 
— Там не пахнет покойником! — возмущался карлик, нюхая простыню длинным мясистым носом — Жулик! Обмануть меня хочешь, пан Кацпер?
 
— Нюхай лучше! У меня в гроссбухе записано, что он сдох.
 
— Обычную цену дам! Не пахнет простыня мертвецом.
 
“Может, пан Новак действительно спал, а мы его просто забыли разбудить? Неудобно получилось,” — задумался Клаус, держа в руках смятое бельё, и тут карлик возбуждённо заводил носом в его сторону.
 
— Оооо! Молодая семейная пара на пляже в Мокрых пещерах! Какой чудный запах! Какая страсть! И деточки. Мммм. Амбра! Все простыни в амбре! Беру!
 
— Только если бельё покойника возьмёшь за двойную цену и не раньше. Я своих порядков не меняю, понял пан Носик! — рявкнул на него старший проводник.
 
Карлик сморщился, словно его ударили. Ростом он был чуть выше колена.
 
— Ладно, беру! — пропищал он, — но учти: не пахнет бельё покойником!
 
Они ударили по рукам. Карлик, покопавшись в карманах, отсчитал пану Кацперу стопку золотых монет.
 
“Ничего себе, да за такие деньги можно наверное квартиру купить или маленький дом”, — с восхищением подумал Клаус, наблюдая, как золото переходит из рук в руки. Совершив сделку, карлик ловко выхватил из рук стажёра бельё, как-то по хитрому его сложил так, что простыни и наволочки уменьшились до невероятных размеров, после чего повторил хитрую операцию и, держа свою добычу подмышкой, испарился на ровном месте.
 
— Гуляем? — хихикнул пан Кацпер, наблюдая за реакцией новичка — ты не удивляйся. Это пан Носик. Извращенец и фетишист. Он обожает стирать грязное бельё и готов платить за удовольствие сумасшедшие деньги.
 
— А где можно потратить золото? В поезде нет банка, — с глупым видом произнёс Клаус.
 
— Как это где? Оглянись малыш! Ты проводник самого удивительного в мире поезда. Тут есть абсолютно всё и на любой вкус. Забудь об источающих зловоние пассажирах, отдохни, поваляйся пока на койке, а я быстренько выгоню пани Маришку и кровожадных стариков. Сейчас будут их остановки, а потом мы гульнём! Гульнём, хкак следует! Эх!
 
И пан Кацпер, силой загнав молодого проводника в купе, побежал лично заниматься пассажирами.
 
————————————————————————————————
 
Клаусу удалось поспать час или чуть больше. Вернувшийся пан Кацпер разбудил его и пришлось снова выпивать.
 
— Я этого пана Носика давно приручил, — рассказывал после второго стакана пан Кацпер, — таскался по молодости в левой стороне поезда и там познакомился с этим мерзавцем. Да. Продал ему свои тухлые носки.
 
Клаус едва не поперхнулся самогоном.
 
— Серьёзно?
 
— Ну, вот чё ты ржёшь? Ну чего? Ты сам видел, как искажается реальность внутри седьмого вагона. Что уж там тогда говорить о правой и левой сторонах? Хотя разница очень огромна.
 
— И какая сторона лучше?
 
— Никакая, — вздохнул пан Кацпер, прислушиваясь к чему-то, — никакая сторона не лучше, но правая - правильнее что ли? Логичнее. Зато левая, ого-го! Левая, это тебе знаешь ли... На фантазию самая богатая.
 
— Любопытно было бы посмотреть, — пробормотал захмелевший Клаус.
 
— А и посмотрим. С хера ли нам бояться приключений?!! — загорелся идеей старший проводник. — Поглядим и назад. Значит в левую сторону?
 
— Угу.
 
— Пошли!
 
—————————————————————————————————
 
Пан Кацпер шёл впереди вразвалочку, небрежно поигрывая связкой ключей. Клаусу был вручён дробовик и приказ — стрелять в любого, кто на них косо посмотрит. Он был уже изрядно пьян и молодой проводник побаивался за его состояние.
 
“Лучше уж, пусть оружие будет у меня”, — думал он.
 
Первый вагон выглядел внешне таким же, как и их собственный. Они быстро прошли через него, не встретив по пути пассажиров или проводников, и двинулись дальше.
 
А вот в следующем вагоне было интереснее. Вагон напоминал лабиринт. Коридор проходил по центру, а двери в купе располагались с правой и левой стороны. Клаус с интересом отметил несколько дополнительных коридоров между ними.
 
— Главное не потеряться, — пропыхтел старший проводник. — Тут ещё нормально, следующий будет вагон-ресторан.
 
Он ошибся. Следующий вагон был базаром. Они шли по широкому коридору, а со всех сторон из купе, превратившихся в маленькие лавочки, на них кричали, их зазывали продавцы, лишь отдалённо походившие на людей.
 
— Хера себе, не. Базар, раньше, дальше был, — с сомнением в голосе произнёс пан Кацпер, — через три вагона.
 
— И что тут можно купить? — Клаус с интересом приглядывался к светящемуся порошку, насыпанному горкой на одном из прилавков. Хозяин лавочки, трехглазый лысый уродец, щебетал по птичьи и знаками пытался показать, что товар хороший.
 
— Всё. Всё, что захочешь. Это не первый базар в левой стороне, но пока что самый нормальный. Я как-то раз купил лекарство для своего отца, — рассказал Кацпер, — давно это было.
 
— И как, помогло?
 
— Да. Я оставил подробную инструкцию для себя самого, когда покинул вагон. Отец был неизлечимо болен, врачи отвернулись. Он всё надеялся на чудо. Все деньги семья отдавала различным шарлатанам и знахарям, обещавшим чудо. Только деньги исчезали, чуда всё не было. Я тогда был молод, вот почти в твоём возрасте, и подумал — какая к чёрту разница? Вот же — кругом чудеса. Просто нужно пойти и купить нужное. Я и купил. Отец выпил лекарство и сразу пошёл на поправку. К сожалению, для меня ничем хорошим это не кончилось.
 
Кацпер замолчал, огляделся.
 
— В жопу всё! Эту жизнь и работу! Давай нажрёмся Клаус. Давай посидим, как следует, в ресторане. Душа выпить просит.
 
—————————————————————————————————
 
Вагон-ресторан выглядел, как бесконечное светлое кафе с самыми удивительными и причудливыми столиками и блюдами, которые разносили официанты, выглядевшие как ожившие скрипичные ключи из музыкальных нот. У каждого такого существа были маленькие кривые лапки, на которых они держали подносы с едой и напитками. Ростом они были с человека, но очень гибкие и пружинили при ходьбе.
 
Пан Кацпер занял приглянувшийся ему приличный столик возле окна и, заботливо пододвинув стул Клаусу, подозвал официанта. Пока старший проводник на пальцах объяснял официанту, что они будут есть и пить, Клаус отложил дробовик в сторону и полюбовался проносившимся за окном пустынным пейзажем.
 
“Всё-таки мы в поезде, как не крути. В каждом вагоне, так или иначе присутствуют элементы поезда, — думал он, — но, что там за окном? Наш мир или очередная искажённая проделка реальности? Домики, деревья, снова пустыня, набор слайдов. Движению нет конца, хотя, если прислушаться, можно услышать тихий и далёкий стук колёс. По своему даже прекрасно. Если не смотреть на соседние столы и тех, кто за ними сидит, можно поверить, что это обычный поезд и просто очень большой вагон — ресторан”.
 
Официант, получив заказ, упрыгал. Клаус услышал недовольное бормотание пана Кацпера.
 
— Эти козлы малолетние до сих пор свою мамочку жрут. Я - то думал они давно закончили.
 
Клаус повернул голову и посмотрел на причину раздражения своего старшего товарища. Ах, да. Безымянные детишки из седьмого купе.
 
Они сидели в нескольких метрах слева от них, окружив прямоугольный стол, на котором на подносе лежало человеческое тело, зажаренное до хрустящей корочки, и сосредоточенно ели.
 
Они, что, действительно заказали маму?
 
— Уроды, курва их побери. Думают, что это награда за их страдания. Думают, что делая наш мир гаже, они делают лучше себе. Из всех тварей, которые едут в нашем вагоне, человеческие — самые поганые.
 
— Они не пропустят свою остановку? — встревожился Клаус, но пан Кацпер успокоил его.
 
— Не. Пока они не в своём вагоне, время идти не будет. Они вернуться вовремя да и мы тоже. Мы можем сколько угодно тут куролесить, пить, гулять, отдыхать, тискать по углам красивых барышень, но отсчёта времени не будет. Часы начнут тикать только когда вернёмся.
 
— Я никогда не смогу привыкнуть к такому, — признался Клаус.
 
— Сможешь. Ты уже привык. Ты тут первый день, а уже вон как разрулил ситуацию с наглыми безбилетниками. Ты научился жопой чувствовать опасность, а это в нашей работе -самое важное. Ну и ещё, чтобы пассажиры выходили на своих остановках. А сервис там, шмервис. Вагон сам убирает последствия всего, что внутри происходит. Главное, чтобы пассажиры были довольны.
 
———————————————————————————————
 
Пан Кацпер заказал для них королевский ужин. За всё платил золотом, не считая. Официанты прыгали, как мячики, и приносили всё новые и новые закуски.
 
Они пили зелёное вино из кривых бутылочек через трубочки для коктейлей. Клаус впервые попробовал лобстеров. Чёрная икра, суп из морепродуктов, кровяная колбаса. Хамон. А потом пошли совсем уж удивительные — вялёное и копчёное мясо, нарезанное стружкой, а в середине блюда соус. Живой сыр, белый с синими жилками, норовящий убежать из тарелки. Нечто внешне и по вкусу похожее на сахарную вату, но в ней тоже был алкоголь. Клаус объелся. Тело не слушалось Пана Кацпера покачивало от выпитого. Проводники нажрались просто в дрезину.
 
— А самое главное….Надоело! Скука смертная. Я и вправо ходил и влево. Годами бродил там, пан Клаус. Годами! — рассказывал Кацпер. — Устал я малыш, жутко устал от всего этого говна вокруг.
 
Он был пьян настолько, что уже давно перестал обзывать своего стажёра “хером” и относился к нему, как к доброму товарищу.
 
— Вот ты...Для тебя всё в новинку...Глаз не замылился и самое главное ты будешь забывать...Забывать на время отдыха обо всём этом...А я?
 
Я тут двадцать лет живу. Понимаешь, Клаус, как я устал?
 
— А почему ты не покидаешь своё рабочее место? — икая, поинтересовался Клаус.
 
— Некуда мне идти. Вот чего. От меня отреклись все, как от вонючей помойки. Я стар и одинок. Отцу помог, а лекарство… Лекарство, Клаус, подействовало так, что он выздоровел и начисто забыл о существовании своего сына, а через день и мать меня забыла и все про меня забыли. Я думал свою семью заведу, а...вон чего...Не того цвета вазочку. Разве для того семьи заводят Клаус, чтобы жена на мужа кричала? Скандалы каждый выходной выслушивать? Нытьё? На работе, мол наотдыхался? Дрых двое суток и панночек молодых обслуживал… А ты сам видишь, какая у нас работа. Мне и ответить то было нечего, я же забывал о том, что происходило во время работы...Я ж, курва, не знаю, как работают другие проводники в нашем поезде? Что я мог о своей работе сказать? Денег то в семье было достаточно. Я ж отсюда порой настоящие сокровища вытаскивал, а куда девал — сам не знаю. Не хочу я забывать, Клаус. Помнить хочу! Тут, я главный и ты — главный! Мы, тут, с тобой хозяева вагона! Настоящие. Может мы одни и есть настоящие…
 
— Значит, ты как они? Потерянные дети? — Клаус мотнул головой в сторону соседнего столика.
 
Хмель окончательно ударил в голову старшему проводнику и пан Кацпер взбесился.
 
— Нет! Я не такой, как они! И ты не такой! Запомни! На носу своём заруби! Они выродки, они гнусные порождения человеческого мира, ищущие спасение в другом, чтобы точно также его изгадить. Ты посмотри на них, посмотри!
 
Пан Кацпер подскочил к безымянным детям и без лишних разговоров ткнул ближайшего мальчика лицом прямо распотрошённый живот жареной мамы.
 
— Нравится? Нравится, курва малолетняя, человеческое мясо жрать?
 
Вкусно? Я видел, как вы ссорились за право съесть её язык и её несчастное сердце. Я за вами следил. Проводник следит за всеми ублюдками в вагоне. Таков, курва, порядок! Чё вы уставились на меня? Чё уставились?
 
Мальчик поднял голову и беспомощно заревел, пытаясь вытереть испачканное жиром лицо. Остальные дети сбились в кучу возле самого старшего, сидевшего у головы, а тот, прожигая старика чёрным пронзительным взглядом, всё также молча достал из своих лохмотьев нож-бабочку и демонстративно им покрутил.
 
— Видал, Клаус, как они на меня смотрят? Презирают, сучата. Явились в наш мир незваными и нежеланными и вместо того, чтобы на собственном горьком опыте пытаться сделать наш мир лучше и не позволить следующим поколениям жить в таком же сумраке и грязи, они наоборот возводят свою ненависть в степень. Они считают себя уникальными и непостижимыми, они ненавидят своих родителей и всех вокруг только потому, что им кажется, что все вокруг живут лучше, а их судьба обошла стороной. Эгоисты, индивидуалисты, анонимы, плодящие злобу и ненависть, ведь все вокруг живут лучше них. И вот они уходят, полные ненависти и презрения, бегут словно крысы с тонущего корабля. Казалось бы, судьба дала им прекрасный шанс начать всё сначала на станции Неверленд. А они и уйти не могут по хорошему. Не умеют, не научили их хорошему. Они запоминали только плохое, а хорошее они просто не научились видеть и преумножать в своей маленькой и короткой жизни.
 
— Пан Кацпер, пожалуйста, они же дети, — попытался образумить его испугавшийся не на шутку Клаус.
 
— В том-то и дело. Дети! Думаешь они первые едут до станции Неверленд? Хрена с два! Я таких, как они, перевидал достаточно. Это у них обряд такой, традиция. Мамку съесть перед тем, как в новый мир отправиться. И глазки всегда жалостливые-жалостливые. Мамка у них всегда виновата. Им ведь пофигу, что это не их настоящая мать, а просто чья-то обычная мама. Может быть по своей хотелке они отобрали мать у родных её детей? И они таким образом ещё наплодили сирот? Очередных злых сироток! Понял теперь, какие тут кушают дети? Убийцы! Ублюдки! Садисты! Наркоманы! Проститутки! Не отворачивай свой взгляд Клаус! Они уже знают, как появляются дети. Вот та девочка, уже рожала. Они часто рожают в таком нежном возрасте. Не смотри, что ей всего 11 лет. Она знает об этом всё! И где же твой ребёнок, девочка? Он жив?
 
Девочка, к которой обратился пан Кацпер, негодующе зашипела.
 
— Этот топил котят и щенков. Их страдания наполняли его несчастную жизнь смыслом. Этот убивал прохожих и пьяных в подворотнях, чтобы прокормить себя. Работать он не хотел. Не по понятиям ему видите ли работать. Вон тот торговал собственной жопой, потому что за это больше платили. Самый маленький сбежал из дома, потому что родители не купили ему игрушку, а месяц потерпеть он не мог. Все они безымянные твари, отрёкшиеся от прошлой жизни, ради Неверленда. Ведь там будет так хорошо. Там не будет горя и все будут жить в радости и каждый день у них будут новые игры, и много еды. Представляешь, Клаус? Горюшки едут туда, где их ждёт счастье? Но напоследок маму надо всё-таки съесть, в качестве мести за то, что появились на свет, за то что родились. Отомстить напоследок. Нагадить. Подленько, по детски, по человечески.
 
Самый старший ребёнок не выдержал и кинулся на проводника с ножом. Кацпер будто того и ждал, вышиб у него нож и точно так же как и первого ловко макнул лицом во внутренности. Паренёк завизжал, размахивая руками, но старший проводник был сильнее и выше ростом. Он крепко держал его за волосы и возил лицом по жареному мясу, приговаривая:
 
— Учишь вас, учишь. Уважать надо людей, а не жрать их. Запомни сынок. Тебе это там пригодится, когда тебя местные, в Неверленде, со своими обычаями познакомят.
 
Остальные безымянные заверещали. Похватали с ближайших столов вилки, ножи, бутылки — всё что под руку подвернулось и кинулись освобождать своего вожака.
 
Клаус вскочил, ему показалось, что старшего проводника сейчас покалечат, но тот был готов и к такому повороту событий. Он просто поднял за волосы в воздух кричащего от боли мальчишку и бросил его в товарищей, устроив кучу-малу, о которую споткнулись спешащие к столу официанты.
 
Странные посетители вагона-ресторана зашумели, начали возмущаться и вот уже похожий на бегемота здоровяк решил вступиться за пассажиров.
 
— А ну тихо, бля! Я тут власть! — призвал их к порядку пан Кацпер. Его не послушались и он схватился за дробовик.
 
Клаус смутно помнил, как они возвращались в свой вагон. Что же там точно произошло? Пан Кацпер стрелял в потолок ресторана, а потом в пассажиров. Он быстро разогнал по углам недовольных и пинками погнал безымянных детишек на выход.
 
— Давайте ублюдки, поторапливайтесь! — кричал он. — Ваша остановка приближается!
 
Дети кричали и плакали. Они пытались увильнуть, спрятаться, но старший проводник предугадывал каждый их шаг. Он раздавал затрещины направо и налево. Им пришлось подчиниться. Клаус подхватил со стола две оставшиеся в живых бутылки с алкоголем и побежал следом.
 
В следующем вагоне, где был базар, один из детей умудрился украсть с лотка какую-то безделушку и на них напали. Существа в рыцарских доспехах. Они начали стрелять в них из арбалетов и над головами бегущих засвистели снаряды.
 
Кацпер, отвесив пинок отстающему ребёнку, обернулся, выхватил у Клауса алкоголь и, обильно полив им ближайшую палатку, устроил в вагоне пожар.
 
Они выскочили в следующий, задыхаясь от дыма.
 
Вагон - лабиринт. Они едва не заблудились там. Снова один из детей попытался улизнуть, крайне неудачно. Он забежал в купе. Клаус увидел, как сверкнули челюсти и верхняя половина ребёнка выпала наружу.
 
— Хватай его и тащи! — крикнул пан Кацпер. — Пассажир должен выйти на своей станции!
 
Клаус и сам понял, что делать. Живым или мёртвым. Без разницы. Он подхватил кричащего от боли и ужаса ребёнка и побежал дальше.
 
Когда они выскочили в тамбур своего вагона, поезд уже начал тормозить перед остановкой. Тамбур содрогался от криков. Кричал ребёнок на руках у Клауса, кричали дети, увидевшие, что произошло с их товарищем, но громче всех кричал пан Кацпер.
 
— Вот так ублюдки! Именно так! Вы примите новую жизнь с болью и криками! Вы рождаетесь в муках в счастливом мире, точно такие же: маленькие, глупые, беспомощные, никому ненужные! Я старший проводник лично открою вам дверь и вышибу вас пинками на волю! Называйте меня папочкой - курвы, проклятые! Вспоминайте меня в каждом своём кошмаре!
 
Поезд остановился. Пан Кацпер приступил к выполнению своих непосредственных обязанностей.
 
—————————————————————————————————-
 
Потом они долго сидели в тамбуре, потому что пан Кацпер поскользнулся в луже крови, натёкшей от разрезанного ребёнка, и Клаусу пришлось лечить его при помощи последней бутылки спиртного. Неясно, как она смогла уцелеть, но она уцелела и алкоголь был вполне приличный. Они выпивали по очереди.
 
Пан Кацпер пригорюнился, а потом неожиданно запел:
 
— День-ночь
 
— Сутки прочь
 
— Мчит по рельсам поезд.
 
— Во главе тепловоз
 
— Тянет-тянет поезд.
 
— А кто там?
 
— Вслед идёт
 
— Он про то не знает
 
— Просто поезд идёт
 
— Ветер обгоняет
 
— Посередке вагон
 
— Едут пассажиры.
 
— Кто-то ночью помрёт
 
— Остальные живы
 
— Ой ты пан проводник
 
— Кофе, сигареты
 
— Ты подай поскорей
 
— Просто мочи нету.
 
— Мыло ты нам подай
 
— Убери блевоту
 
— Нахаркали в углу
 
— Всё твоя работа.
 
— Застегни нам штаны
 
— Убери за нами
 
— Ручкой нам помаши
 
— Проводи глазами...
 
Кацпер затих. Тишина наступила в вагоне. Только колёса стучат.
 
— Я её сам сочинил. Каждая поездка, туда и обратно. Обидно. Так прошла моя жизнь. Так пройдёт жизнь любого, кого все забыли и кто про всех забыл. Никто не ценит наш труд. Никто никогда не ценит труд ближнего своего, только одна честная тварь была моём пути и та - пан Айзек.
 
— Может пойдём посидим в нашем купе? Сменим одежду, умоемся, приведём себя в порядок? — предложил Клаус.
 
— Ни к чему уже, пан Клаус. Разве ты не понимаешь? Разве ты ещё не понял? Поезд уже подходит к Голованово. За окном уже рассвело, — с горечью в голосе ответил пан Кацпер.
 
— Так значит нам лучше поторопиться? Поезд доедет до конечной станции, мы примем новых пассажиров и поедем в обратную сторону. На Вроцлав.
 
— Ты, да. А я дальше поеду.
 
— Не понял вас? О чём вы говорите, пан Кацпер?
 
— А должен был бы жопой уже понять! Инстинктами своими, пан - идиот! Неет, рано я тебя перестал величать хером. Шестое купе, значит время моё пришло. Аминь.
 
Клаус остолбенел. Конечно, оставалось ещё одно купе и пассажир, а может пассажиры, оставшиеся для него загадкой! А пан Кацпер знал, он точно что-то знал об этом.
 
— Да. Я специально не показал тебе край карты, — признался пан Кацпер, — не хотел, чтобы ты волновался раньше времени и задавал неудобные вопросы. Поезд едет до Голованово, но станция Умришки находится дальше конечного пункта назначения.
 
— И что это значит? — с тоскою спросил Клаус, хотя он уже знал. Можно было не спрашивать.
 
— Это значит, что пассажир выйдет на своей станции и проводник поможет ему. Такова наша служба. Я выполню её до самого конца, а ты станешь полноценным проводником. Ты станешь настоящим хозяином вагона.
 
— Но может мы можем что-то придумать? Может есть возможность обмануть… — попытался возразить Клаус.
 
— Кого? Смерть? Смерть невозможно обмануть, пан Клаус. Она придёт за каждым и у неё тоже трудная работа и строгое расписание. Я собираюсь с уважением отнестись к её труду. А прятаться я не намерен, у меня гордость есть.
 
Раздалось шипение. Поезд сбавил ход. Клаус посмотрел в окно. Там мелькали кирпичные дома и постройки, красные крыши, мелькнул полосатый шлагбаум переезда. Он и сам почувствовал. Станция Голованово приближается.
 

 
— Помоги встать, ноги затекли — попросил пан Кацпер. Клаус помог ему, а потом они обнялись.
 
— Как я без вас, пан Кацпер? — сглатывая слёзы, говорил Клаус, — Вы ещё столькому могли бы меня научить.
 
— Ничего, малыш. Ничего. Ты будешь хорошим проводником. Тебя дома ждёт невеста. Все у тебя будет хорошо. Жаль я не смогу побывать на твоей свадьбе, но подними за меня тост. Хотя бы один. Я знаю, ты забудешь, но может быть…За одинокого старика.
 
— Я запомню, пан Кацпер. Я постараюсь запомнить, — всхлипывал Клаус.
 
Кацпер вздохнул и, не выдержав чувств, ободряюще хлопнул стажёра по спине и, оттолкнув произнёс:
 
— Эй, выше нос! Хватит по мне рыдать, взбодрись пан Клаус! Ты же пан!
 
Поезд остановился. Пан Кацпер с улыбкой попросил Клауса самому открыть дверь и спуститься первым.
 
— Теперь ты этого достоин. Теперь эта работа твоя, малыш.
 
Клаус кивнул. Спустившись на перрон, он вздохнул полной грудью. Какой же у него вид. Форма рваная, фуражка потерялась, а уж кровищи на форме. Лучше не опускать взгляд на брюки. Из соседних вагонов спускались другие проводники. Чистенькие, опрятные, пуговицы сверкают на утреннем солнце. Небо над головой чистое. Ни одного облачка.
 
Станция наполнилась шумом. Появились носильщики с тележками для багажа. По ступенькам спускались пассажиры. Слышался смех. Кто-то кого-то приветствовал, кто-то кого-то звал. Клаус моргнул и повернулся к дверям своего вагона.
 
Стоявший наверху пан Кацпер кинул ему свою фуражку.
 
— Прощай, пан Клаус! И не жалей меня! Я сам ни о чем не жалею! Это просто работа! — крикнул он.
 
— Прощайте, пан Кацпер! — закричал в ответ Клаус, стараясь перекричать шум на станции. Раздался свист и шипение, а потом Клаус увидел, как позади старшего проводника мелькнула тень. Поезд тронулся чуть вперед и голова пана Кацпера покатилась с плеч. Клаус от неожиданности бросился вперёд и, подхватив её на лету, хотел было протянуть хозяину его упавшую голову, но понял, что ему это уже не нужно.
 
Безголовое тело, из которого не вытекло и капельки крови закрыло дверь.
 
Клаус остался стоять с глупым видом, держа в руках голову пана Кацпера.
 
“Как же так, это же неправильно? — думал он. — Несправедливо?"
 
И только тут до него дошло. Ну да, всё правильно. Станция Голованово. Тут, в конце своего пути пан Кацпер оставил свою голову, чтобы не нарушать традиций. Клаус прижал голову старшего проводника к груди и так побрёл по перрону, не обращая ни на кого внимания. Он очень устал за эту поездку, вымотался, слишком многое ему пришлось пережить. Слов больше не было. Слова были уже не нужны. Он присел на скамейку в тени дерева и так сидел, пока к нему не подошли другие проводники и не поинтересовались: почему у него в руках кочан капусты?
 
Клаус, глупо улыбаясь, посмотрел на голову. Он сначала подумал, что они пошутили. Нет, это действительно была капуста.
 
— Наверное пассажиры подарили? — спросил один из проводников.
 
— Наверное, — согласился Клаус.
 
— А я знаю, что это за сорт. Хорошая капуста. Старый Кацпер. У меня дядька выращивает, — присмотрелся другой.
 
— Спасибо, — поблагодарил Клаус, — я постараюсь запомнить. Значит Кацпер. Кацпер...