Подснежник

Даже не представляю, насколько отчаянным человеком нужно быть и выбрать вместо тюрьмы перспективу скрываться в нашем безрадненском лесу, но именно такую участь и предпочел беглый заключенный, ориентировка на которого пришла нам с дядей Сашей неделю назад.
 
Смельчаком оказался какой-то маньяк-рецидивист с неправильными ценностями и сексуальной философией дворового пса. Дядя Саша был очень взволнован. Но не потому, что у нас тут объявился беглый насильник. Шеф боялся как раз за здоровье этого самого преступника, так как в душе наш участковый был настоящим гуманистом.
 
На дворе стоял декабрь, близились праздники. Снегу насыпало столько, что можно экспортировать в нуждающиеся страны. В таких сугробах хорошо прятать улики и людей до самого апреля. А тут еще синоптики наобещали аномально низких температур и, к собственному удивлению, не соврали. По словам дяди Саши, мы искали замороженный фарш в тюремной обертке, но… не находили.
 
Если бы мой начальник не разругался по осени вдрызг с Лешим, поиски заняли бы от силы дня два, но теперь мы шарились по лесу вслепую — и результат был околонулевой.
Утром ходили к старому колодцу, потом добрели до болот. Поспрашивали у нежить на заброшенном старообрядческом кладбище, но все лишь разводили руками, вернее, тем, что осталось от рук.
 
— Пятница. Вечер. Айда домой? Коньячком разотремся изнутри? Мне Егоров вчера по-братски морозилку забил строганиной за то, что я ему справку для работы сделал, — топчась на снегу и разминая замерзшие пальцы в перчатках, предложил я.
 
— Подождет строганина, — задумчиво произнес дядя Саша, стреляя во тьму лучом фонарика.
 
Понятия не имею, что он пытался разглядеть. Лично я не мог определить даже то, с какой стороны мы пришли три минуты назад.
 
— Околеем же. Не стоит этот хмырь нашей пневмонии и отмороженных ног. Я уже даже дышать не могу нормально, потому что сопли в носу замерзли.
 
— Отставить нытье! — рявкнул дядя Саша, продолжая размахивать фонариком. —Человеку, может, помощь нужна.
 
— Нужна. Табуретку из-под ног выбить, — продрожал я, потирая красный нос. — Всем вокруг только лучше будет, если он окочурится или шатун его какой сожрет. Так зачем мешать естественному правосудию?
 
— Я не знаю, как у вас там в столицах, а мы тут привыкли работать и добросовестно исполнять приказ, — дядя Саша резко перевел фонарик мне в лицо, отчего в глазах все побелело. — Ты, Денис Денисыч, сам виноват. Я тебе предлагал валенки надеть, но тебе в них, видите ли, немодно. Теперь не ной.
 
— При чем тут модно?! — взбесился я. — У тебя размер ноги как у Ленина на главной площади! Я же в этот валенок целиком могу залезть и еще гостей позвать. Дядь Саш, я не выдержу больше, пошли в участок, иначе тебе скоро придется еще одного человека от переохлаждения спасать.
 
— Если хочешь, можешь идти, я не держу. Дорога справа, — он подсветил еле заметную тропку фонариком, — предъявлять ничего не буду, зарплату получишь как положено...
 
— Да какая зарплата? Тебе что, жизнь беглого зэка важнее коллеги?!
 
— Есть задача…
 
— Да иди ты со своей задачей!
 
Я развернулся на пятках и, скрипя сапогами, побрел в сторону деревни, сыпля по дороге проклятиями и надеясь, что у начальника взыграет совесть и он пойдет следом. Не взыграла.
 
Шел быстро, почти бежал. Одной рукой держал фонарик, которым светил себе под ноги, другой сжимал рукоятку табельного в кармане. Правда, на таком морозе мне казалось, что ствол обязательно даст осечку, и для спасения придется драться. Но боксер из меня так себе, если честно.
 
Тропка извивалась точно живая и постоянно заводила меня в какой-нибудь тупик, где тут же исчезала. Но стоило мне вспомнить «такую-то мать» и перевести свет, как она снова появлялась из мрака и, словно дразня, вела дальше мимо серебристых сугробов и тощих елей.
 
«Неужто потерялся?» — мысль обожгла сильнее морозного воздуха.
 
Деревни было не видать и не слыхать. Обычно уже на выходе из леса доносится надрывный лай деревенских собак, а сейчас — тишина, как в гостях у покойника. Пальцы мне не принадлежали уже минут десять, сколько ни дыши на них. Я хотел было двинуть обратно к шефу, чтобы высказать еще раз все, что думаю о его принципах, а затем попросить вернуться в участок, но, обернувшись, понял, что тропка перешла от игр к реальным угрозам и исчезла окончательно.
 
«Елы-палы. Точно потерялся».
 
Понимая, что останавливаться ни в коем случае нельзя, я попытался сориентироваться по звездам, по снегу на ветках, найти следы животных или хотя бы свои собственные, но в Безрадном законы природы и навигации сильно отличаются от тех, что действуют в остальном мире. Бермудский треугольник сгорел бы от зависти, попади он к нам. Все, что мне оставалось, — это продолжать идти, чтобы попросту не замерзнуть. Рано или поздно тропка должна сжалиться и появиться снова.
 
«Хоть бы маньяк какой беглый выбежал, что ли, я бы у него дорогу спросил».
 
Наконец впереди за деревьями замаячил огонек, словно кто-то прикуривал сигаретку. Спустя минуту пламя никуда не делось. Не раздумывая, я бросился прямиком через сугробы. С каждым шагом огонь разрастался все сильнее, а силы покидали меня все быстрее. Ноги проваливались, снега набилось полные сапоги, но я продолжал бежать, чувствуя, что близок к спасению. Скоро стало понятно, что впереди костер. Уже было решив, что нашел логово беглого зэка, я вытащил окоченевшей рукой пистолет и рванул из последних сил, мечтая утереть нос начальнику.
 
Через несколько мгновений сугробы резко закончились и я выкатился на большую поляну, где мне тут же ударил в лицо жар высокого костра. Вокруг него сидели двенадцать неизвестных лиц разных возрастных категорий.
 
— Вечер добрый, граждане, — обратился я к незнакомцам, вежливо переводя пистолет с одного на другого. — По какому поводу собрание?
 
— Ты сам-то чьих будешь? — спросил меня тот, у которого в огромной седой бороде можно было организовать целый отстойник для угнанных машин.
 
— Младший сержант Денисов, помощник участкового! — попытался грозно отчеканить я, но из-за холода вышло: «Млшдш сржнт Дьнисв, пмшник учтского».
 
— Милиция, значится, — лениво вступил в разговор другой субъект пенсионного вида с посохом в руке. — Так и что вам угодно, товарищ младший сержант?
 
Я хотел было снова поинтересоваться тематикой этого несанкционированного собрания, но понял, что лучше зайти с другого бока.
 
— Провожу поиски беглого преступника. Не видели такого?
 
Дрожащими от холода пальцами я выудил из внутреннего кармана сложенную втрое ориентировку и передал одному из них, продолжая держать пистолет наготове. Бумажка сделала круг, передаваясь из рук в руки, а затем вернулась ко мне.
 
— Видать не видали, но помочь имеем возможность. Только не за спасибо, разумеется, — ответил мне какой-то зеленоволосый зумер. Манерами и хипстерским прикидом не по погоде этот тип напоминал мне туристов на Невском в марте месяце. Что самое забавное, этот крендель так и представился — Март — и протянул мне свою костлявую ручонку.
 
— Сокрытие информации о преступниках влечет за собой уголовную ответственность, — выстучал я зубами.
 
— Тебе же сказали, что мы не скрываем, а только можем помочь с поисками. Ты точно младший сержант, а не ефрейтор? — завелся эксгибиционист в одной набедренной повязке, которого называли Июлем.
 
«Какой-то календарь, ей-богу, собрался».
 
— Прошу прощения, господа — сказал я, уняв внутри себя злобу. — Думаю, мы подошли к лошади не с той стороны. Чем могу — помогу, разумеется.
 
— Можешь нам всем прописку сделать? А то надоело у костра круглый год сидеть, — выдал кто-то, но ему тут же велели заткнуться и дали звонкий подзатыльник.
 
— Не слушай Февраля, он у нас неполноценный. В общем, дело такое: есть тут одна девчушка малолетняя… — начал было самый седой, и у меня тут же закрались сомнения: «Малолетняя, значит... А не мало ли я взял с собой патронов?» Но надо было дослушать. — Живет она с мачехой и сводной сестрой. И эта самая мачеха, шельма неугомонная, каждую зиму свою падчерицу отправляет то в дальнюю «Пятерочку» за арбузами, то в лес за подснежниками. Мы раз ее выручили, другой, но всему должен же быть какой-то предел! Мы всю голову сломали, что с этой неадекватной семейкой делать. Хотели мачехе отморозить всё, да как-то не по-людски это. А тут ты — такой весь из себя младший сержант. Блюститель порядка, защитник слабых и обездоленных.
 
Все двенадцать «подозреваемых» согласно закивали.
 
— Хотите, чтобы я навестил неблагополучную семью и провел профилактическую беседу?
 
— Ба-а, видали, какой сообразительный? А вы парня в ефрейторы записали! — тявкнул тот, чей костюм напоминал осенний коллаж, а лицом он был точь-в-точь Шуфутинский.
 
— И что потом? Как вы мне поможете? — спросил я. Вместе с теплом от огня ко мне вернулась самоуверенность, писклявый голос снова приобрел металлические нотки.
 
— Ну подснежники же мы девочке как-то каждый год находим. Значит, и твоего друга тоже найдем, если он в лесу, — подмигнул мне Март, и мы ударили по рукам.
 
Один из этих хипарей ударил сучком по снегу, и под ногами у меня тотчас появилась земля. Ровная, метр в ширину, без единой кочки дорожка пролегла прямо через чащу.
 
— Слушай, а асфальт так возле дома положить мне сможешь? — спросил я, заглядевшись на чудо, но, когда повернулся, заметил, что у костра никого нет.
 
«Фокусники, блин. Только вас мне еще на участке не хватало».
 
Дорожка привела меня к небольшому поселению в десяток домов, окруженному нашим дремучим лесом. Я никогда здесь раньше не бывал, да и дядя Саша ни разу даже словом не обмолвился о том, что под нашей опекой еще один район.
 
«Надо бы уточнить о прибавке к зарплате» — мелькнула мысль.
 
Жилище моих новых подопечных оказалось на отшибе. Выудив из сумки тетрадь и карандаш, я начал наружный осмотр: «Обшивка дома сильно обветшалая, соломенная кровля требует ремонта, подъездные пути для служебных машин отсутствуют».
 
Достучаться до домочадцев удалось лишь с третьего раза.
 
«Женщина в сильно поношенной одежде, на вид лет пятидесяти. Лицо одутловатое, под глазами огромные синяки, губы неровно подкрашены (зачеркнуто), на губах красный винный осадок, что говорит о пристрастии к алкоголю. Вид слегка лихой и злобный», — так я начал описывать хозяйку дома — ту самую неадекватную мачеху, которая теперь отказывалась пускать меня внутрь. Но я был так вымотан этим холодом и ночными приключениями, что, не дожидаясь приглашения, шагнул на порог, плевав на частную собственность и прочие формальности, а также на крики и угрозы. Пусть хоть в Гаагу едут жаловаться.
 
Так или иначе, внутри дом выглядел вполне сносно. Не новая, но вполне живая мебель, минимальный набор бытовой техники. Имелся даже спутниковый интернет, вкусно пахло едой, а главное — было очень чисто. Скоро стало понятно почему. Девочка на вид лет девяти, вместо того чтобы спать носом к стенке в своей комнате, носилась по дому как угорелая. С веником, тряпками и целым набором моющих средств. Выглядел ребенок исхудавшим и явно вымотанным — как я после суточного дежурства. На руках и лице — ссадины и следы засохшего теста. Из детской комнаты доносилось сопение второго ребенка.
 
— Что вам нужно? — спросила женщина.
 
— Поступила жалоба, — моя рука сама записывала в блокнот: «Несовершеннолетняя эксплуатируется…»
 
— Какая еще жалоба?! — мачеха фыркнула, встав между мной и девочкой.
 
Вместо ответа я еще раз обвел взглядом дом и, заметив вазу с подснежниками, указал на них хозяйке.
 
— И что? — удивилась та. — У меня сестра флорист.
 
Разыгрывать карту идиота мне было лень, потому я сразу перешел к делу: привел показания свидетелей, поднял вопрос о нарушении комендантского часа несовершеннолетним, упомянул, что ребенок работает с опасной бытовой химией без защиты. Плавно перевел разговор на проблемы с образованием, обязанности опекуна и нецелевое использование пособий. В конце присыпал это все статьями из административного и уголовного кодекса и подсолил интересом соцслужб. Тут ее пыл заметно поутих, речь стала мягче, а взгляд приветливее. Дочку спешно лишили орудия труда и отправили спать, а мне предложили горячего чаю с пирожками.
 
Профилактическая беседа длилась несколько часов. Ее итогом стало мое обещание заходить с проверкой раз в две недели в течение года. При игнорировании моих замечаний обоих детей ждал приют, а мать — штрафы, принудительные работы и прочие санкции.
 
На улице потихоньку светало. Обратно в лес я шел сытый, отогревшийся и с чувством выполненного долга. Единственное, чего я боялся, что меня хватился шеф. Но он сам виноват. Пусть ему стыдно будет.
 
Клуб самодовольных хипстеров я нашел у того же костра, правда, не уверен, что поляна была та же. «Надо бы выписать им штраф за разведение огня в неположенном месте. А заодно заняться вопросом прописки».
 
— Дело сделано, — объявил я, а затем поведал, как прошли переговоры с девиантным опекуном.
 
— Молодец, младшой, мы в тебе не сомневались! — похлопал меня по плечу Шуфутинский, за что получил предупреждение. — Ладно, не кипятись ты. Слово сдержал. Уважение от нас и благодарность. А то, что мы так себя ведем надменно, так не обращай внимания. Просто год високосный. В общем, как и обещали, оказываем содействие. Апрель, айда!
 
С бревна поднялся один из самых молодых, достал свой деревянный посох и, ударив им о землю, провозгласил весну. Сугробы мгновенно растаяли, на деревьях набухли почки. Тут и там выросли ржавые мангалы и те самые подснежники.
 
— У вас час, тщ младший сержант, — объявил мо́лодец, и я, не теряя ни минуты, из последних сил бросился на поиски.
 
Нашелся мой «беглый подснежник» на исходе отведенного мне времени. Он оборудовал себе логово в одном из сугробов, прорыв тоннель, как мы с друзьями часто делали в детстве. Сейчас же сугроб представлял собой грязную лужу, в которой наш беглец громко храпел, не замечая перемен. Предупредительный выстрел в воздух сработал лучше любого будильника (я даже подумываю себе на звонок его поставить).
 
***
 
— Что, небось нашел поляну с двенадцатью месяцами? — спросил, улыбаясь, дядя Саша, когда я ему привел скрученного преступника. Невозмутимость шефа просто поражала.
 
— Еще скажи, что ты всё это предвидел! — насупился я, ожидая куда большего удивления.
 
— Так я все это и придумал, — продолжал ерничать лейтенант. — К ним на поляну может выйти только сильно отчаявшийся человек. А я был уверен, что ты весь изведешься, вот и взял с собой в лес. Я за двадцать пять лет службы в Безрадном так ни разу их и не видел. Решил вот на тебе испробовать метод.
 
— Значит, воспользовался мной… Знаешь, дядь Саш, не по-товарищески как-то.
 
— Работа такая, Денис Денисыч. Вот, держи, — протянул он мне шкатулку.
 
— Это что?
 
— Повышение.
 
Внутри коробки, обитой синим бархатом, я обнаружил лычки старшего сержанта.
 
— Ого! Сразу мимо сержанта?
 
— Позвгавляю, — промямлил беглец, улыбаясь почти беззубым ртом (по дороге к участку он вел себя крайне не по-джентельменски).
 
— Ну так за поимку такого кренделя тебе вообще звезда положена. Но ты у нас на офицера сам не пошел учиться, а мог бы, — напомнил шеф.
 
— Да я еще не решил до конца, хочу ли в органах служить, — признался я, загоняя беглеца в «обезьянник». — Да ты и сам, дядь Саш, двадцать пять лет лейтенантом трудишься, это нормально вообще?
 
— Лейтенант в обычном мире и лейтенант у нас в Безрадном — это две разные должности. Тут спрос в десять раз больше. Так что, может, ты и прав, что за повышением не гонишься, — он задумчиво почесал подбородок. — Ладно, доставай строганину, будем отмечать!
 
Александр Райн