Глорихантер

Последней каплей стало избиение за территорией школы — пацаны повалили меня на землю и как следует отпинали толпой. Просто так, без причины. Когда это происходит год за годом, причина никому уже была не нужна. Водили меня к психологу из Управления образования, чтобы убедить перевестись в другую школу, но этого я боялся ещё больше, чем остаться. И главным мотивом был даже не школьный конфликт, а моя неуспеваемость. И особенно поведение. Я стал нервным и неадекватно себя вёл, как утверждала классуха. В последнее время опаздывал на уроки. На самом деле я на переменах закрывался в туалете, стараясь не появляться на глаза Стерхову и его компании. Внутри школы они меня не били, но унижали при каждом удобном случае. А вот за пределами школы могли навалять в любой момент. И однажды наваляли так, что можно было смело идти в медкабинет и вызывать скорую, чтобы зафиксировать побои и наказать ублюдков. Но не всё так просто. Сейчас я вкратце расскажу историю этого конфликта. Меня зовут Ромыч и больше всего на свете я ненавижу футбол. И ещё девочек ненавижу. Ненавижу. Был у меня лучший друг Вася, дружили с детского сада. Лучший не потому, что единственный, а он был реально хорошим другом. Только в его компании я был самим собой, таким, каким никто про меня бы не подумал: с отличным чувством юмора — в его компании я и шутки придумывал угарные и сам любил поржать над чем угодно. А без него я становился безликим ничтожеством. Вася потом переехал в Ростов, оставив меня одного в Краснодаре. Тем не менее, конфликт со Стерхом начался из-за Васи. Дело было ещё в 7-м классе. Мы с ним гуляли во дворе и решили попинать мяч с малолетками. Точнее решил он — я-то в футбол играть не умею. Ну, он мяч у малолеток отобрал и стал мотаться, дразня их. Потом отдал мне пас (а я же пинать не умею), в общем, я неправильно понял ситуацию и вместо того, чтобы отпасовать обратно, зачем-то выбил мяч в сторону — он укатился на дорогу, где в этот момент проезжала мусорка. Мяч лопнул под колёсами, дети заплакали и убежали, а мы с Васей потом кидались друг в друга остатками мяча. Я всё никак не мог в него попасть и бегал за ним по всему двору, пока не заметил старшеклассников. Детёныш показывал пальцем на меня. Оказалось, мяч принадлежал младшему братику Стерхова. Вот тогда я и получил от Стерха свой первый удар кулаком в ухо. Потом приходили его родители и требовали 5 тысяч на новый оригинальный мяч, хотя старый был подделкой. Мои не дураки, отказались покупать «ориг», те не хотели от нас «реплику», в итоге инцидент со временем замялся, но родители Стерха заточили на нас зуб. Я уж молчу про самого Стерха. Невзлюбил он меня.

Следующий инцидент произошёл намного позже. Была физра и я, как человек неспортивный, незаметно слинял в тренажёрку, где расположился лёжа на мате, с усмешкой наблюдая через приоткрытую дверь, как Васёк тужится на турнике. В этот момент из раздевалки вышли старшаки, среди которых был Стерх, на чьём мате я как раз и возлежал. Тогда я впервые получил ногой по почкам. И понеслось — в скором времени я уже получил удар под дых. Просто за то, что стоял рядом с девчонками. Возраст у меня был такой, что стали они меня интересовать. Они стояли в коридоре и вели трансу в контаче, вот я и предложил им свою помощь поснимать. Мимо проходил Стерхов и девки сразу начали с ним кокетничать. Ну он и врезал мне в солнечное сплетение, на потеху. С того момента к девочкам у меня интерес пропал. Потому что они оказались редкостными тварями — стали снимать на телефон, как я корчусь на полу от боли. Потом училка обратила внимание, что меня как-то скрючивало на уроках и началась эпопея. Сообщила директору, он вызвал нас со Стерхом и с родителями в свой кабинет. А у родителей уже был негативный опыт общения. После словесной перепалки, где на меня пытались повесить провокацию, Стерха всё-таки приструнили, но он не долго держал себя в руках. Подкараулил меня за периметром школы, обмотал свой кулак фанатским шарфом «Краснодара», чтобы не оставить на лице синяков, и несколько раз мне врезал, приговаривая между ударами: «получай, стукач». С тех пор эмблема футбольного клуба «Краснодар» вселяла в меня ужас.
 
Я тут же рассказал маме, она прибежала к директору и оп-па — школа ни при делах — инцидент произошёл за территорией школы, разбирайтесь сами! Уже на следующий день Стерх снова меня отхерачил. Закончив возмездие над стукачом, Стерх резюмировал:
— В следующий раз, сука, я тебя отхуярю без шарфа, — он убрал шарф с кулака и сунул мне его под нос. — Будешь мамке рассказывать?
— Не-ет, — мотал я головой, вглядываясь в ссадины на кулаке Стерха, по всей видимости, ломавшего челюсти как грецкие орехи.
Вокруг нас валялись выпавшие из рюкзака тетради, ручки и мамин бутерброд. Стерх достал из контейнера бутер и надкусил его:
— М-м-м. Вкусно. Будешь каждый день приносить мне такой в класс.
Дождавшись, когда Стерх свалит, Вася кинулся ко мне, как санитарка к раненому бойцу. Со стороны могло привидеться, что наша дружба с Васьком имеет какую-то закулисную тайну. Так оно и показалось Стерху, который в этот момент обернулся:
— Педики!
«Педики»… А ничего, что бывают наивысшие доверительные отношения между парнями без сексуальной подоплёки? Они просто завидуют. Тем не менее, это ошибочное, но ёмкое определение «педики» так за нами и закрепилось, вплоть до отъезда Васи в другой город. Худший день моей жизни. Самое обидное — у Васи кончились уроки раньше, поэтому пришлось прощаться с ним на перемене. Я проводил его до ворот и мне стало горько от того, что меня бросает единственный человек, который поддерживал меня и не позволял унывать. Даже слёзы пошли. Он тоже расчувствовался, понимая, в каком аду оставляет меня, и крепко обнял. Мы долго стояли в обнимку, а в это время из окон над нами смеялась вся школа: — «педики!».
 
Без друга я совсем скатился и стал овощем, равнодушным к самому себе. Ежедневно я таскал мамины бутеры Стерху. Я уже позабыл их волшебный вкус. А Стерху было важно, чтобы я носил ему подношение прилюдно. Он обычно сидел на парте в позе альфача, широко раскинув колени, демонстрируя всем протёртую от бремени самца промежность джинс. Однажды мама вместо бутера положила омлет с колбаской и помидорчиками, а Стерх опрокинул содержимое контейнера мне за воротник:
— Ненавижу яйца! Если завтра не принесёшь мне бутер, я тебя выебу в жопу, уёбок!
Остатки омлета проступили сквозь намокшую рубашку на груди, словно блевотина. Весь класс ржал надо мной. Особенно девки, эти мерзкие твари, которые всегда смотрели на меня искоса с таким презрением, будто я последний конч. Мама была довольна моим аппетитом и продолжала поставлять бутеры, а мне было тягостно на душе — до чего обидно, что мама всё это время с такой любовью готовила еду для Стерха. Однажды я пропустил завтрак в столовке, потому что питание 11-х классов перенесли на нашу смену. Я просидел эти 20 минут в туалете, слушая как журчит вода в смывном бачке. Но когда понял, что это журчало в моём животе, я открыл контейнер и понюхал мамин бутер. Обезумевший от аромата, я заплакал. Я понимал, что огребу по полной. Но я не мог больше терпеть. Я жадно кусал бутерброд, наслаждаясь его божественным вкусом. Каждое надкусывание было равно удару в челюсть. Я получал от каждого куска максимум удовольствия, потому что знал его высокую цену. Льющиеся на бутер слёзы слегка подсаливали его, доводя вкус до третьей звезды «Мишлена», а я мысленно приговаривал: «Мама, я тебя люблю, я не хочу умирать!».
 
Стерху я соврал, что мама больше не будет давать мне в школу еду. Он поверил, а я теперь жрал бутеры в туалете. Но однажды дверь в толчок слетела с петель — меня поймали с поличным. Вот мы и подошли к тому моменту, который стал последней каплей. Когда меня отпинали толпой, я сдался и всё рассказал родителям. Впереди были каникулы, а Стерх заканчивал школу — теоретически я мог избежать возмездия. Но родители настаивали на переводе в другую школу. Смысл был в том, что моя конченная репутация мешала учёбе, но мысль перевода в другую школу ввергла меня в депрессию. Подключили психолога, мне подобрали школу с хорошей дисциплиной, но меня ничего не могло убедить. Тогда папа вспомнил про своего брата — дядю Мишу, который был психологом по образованию. Психолог-родственник казался родителям единственным шансом повлиять на меня. И у него получилось меня мотивировать. Правда, неумышленно. Вот как это произошло. Дядя Миша, мягко говоря, не был уверен в своих силах помочь депрессивному подростку. Он имел дело с мужиками-футболистами, так как работал помощником тренера в футбольном клубе «Кубань». Упоминание футбола сработало как триггер, и я перестал слушать дядю. До тех пор, пока не прозвучало слово «охота»:
— Рома, у тебя должно быть хобби. Какое-нибудь мужское хобби. Я, например, люблю рыбалку и охоту. Хочешь, я возьму тебя на охоту?
Я встрепенулся. Полумрак моей души осветила щель приоткрытой двери. Кто-то осторожно вошёл в неотапливаемое помещение моих надежд и нащупал на голой стене гвоздик. Дядя Миша повесил на стену ружьё.
 
По телу забегали диверсионные отряды мурашек. Сердце учащённо забилось, а дыхание стало мелким и частым, как у хомячка. Кстати, хомячок с ружьём вызывает гораздо больший страх, чем какой-нибудь волк без ружья. Даже сосредоточенный волк с ружьём не так страшен, как безмозглый хомяк, досылающий со стеклянными глазами патрон в патронник. Как бы высоко не летал орёл… а точнее стерх, его можно опустить на землю с помощью огнестрельного приспособления. Ход моих мыслей прервала мама, вошедшая в комнату. Она начала описывать дяде мой психологический портрет с какими-то странными намёками. Зачем-то вспомнила, как мы с Васей в шестилетнем возрасте играли в гинеколога. Много чего наговорила такого, чего я и сам о себе не знал. И закончила эпизодом, когда я всю ночь проплакал в подушку после разлуки с Васей. Но мне было абсолютно по фигу, что они там с дядей Мишей про меня думают, потому что я был уже другим человеком. К всеобщему удивлению я согласился на перевод в новую школу и даже настоял на продолжении сеансов с дядей Мишей.
 
Вторая встреча с ним состоялась за день до начала нового учебного года. Дядя пригласил меня на базу «Кубани», где рассказывал про историю футбольного клуба, про надвигающийся 100-летний юбилей, про то, как недавно клуб уничтожили и возродили, про их падение из премьер-лиги в краевой чемпионат. Хвастался игроками славного прошлого, из которых я запомнил лишь темнокожего парня со смешной фамилией Сиссе, потому что тот выступал аж за сборную Франции. Остальных я не запомнил, но делал вид, что мне очень интересно, ведь я хотел втереться в доверие.
— А этот футболист тоже был интересным, — дядя ткнул пальцем в иностранца на общей фотографии. — Когда он уехал, до нас дошёл слух, что парень всё это время был геем. Представляешь? Инстаграма тогда не существовало, откуда нам было знать? Но дело в том, что это был совершенно нормальный человек, такой же, как и все.
Дядя попытался хлопнуть меня по плечу, но как-то нелепо осёкся:
— В общем, не важно, какой ориентации человек, главное, чтобы…
— …чтоб об этом никто не знал, — догадался я.
— Нет, главное быть хорошим человеком… порядочным… и смелым! Нужно смело идти в стык и не убирать ноги, когда на тебя летят в подкате!
— А я и не убирал никогда.
— Не в этом смысле… Я хотел сказать, что людей уважают за смелость. Я понимаю, что многое упущено, но тебе дали второй шанс всё исправить — новая школа! Ты можешь заново переродиться и исправить все ошибки. Знаешь, когда к нам приходит новый игрок, а это почти всегда забракованный кем-то товар… всё-таки клуб с нуля возрождается… так вот, я мотивирую новичка тем, что в новом коллективе он может измениться к лучшему!
«Где же дядя хранит своё ружьё?», — подумал я после этой вдохновляющей речи.
 
В новую школу я пришёл за полчаса до уроков, как попросила директриса. Ради меня она собрала почти весь коллектив школы в актовом зале, чтобы проинструктировать всех на счёт моих проблем. Клал бы я на этот шабаш, но кроме нас там ещё была ученица и рисовала буквы на транспаранте. Меня это вывело из себя: ведь эта сучка разнесёт мою историю по всей школе! Девушка лишь один раз обернулась, мельком окинув меня любопытным взглядом. Первый день учёбы был кошмаром — на переменах все знакомились, любезничали, подбадривали, задавали вопросы. Мне казалось это фальшью. Серьёзно? Все такие дружные, улыбчивые, раскрепощённые? Никогда не поверю. Подвох вскрылся на следующий день, на завтраке в столовой. Из-за стола встал местный активист:
— Минуточку внимания! — он взял гранёный стакан и постучал по нему ложкой, будто на каком-то, блин, светском рауте. — Вчера ночью наш клуб выиграл на выезде в Лиге Европы!
Вся столовка дружно зааплодировала. Я подумал: — «Ну всё, приехали». Активист продолжил:
— И наш Магомед-Шапи Сулейманов, знаменитый одноклассник старшего брата нашего Лёхи Данилова, — активист жестом попросил этого Лёху встать с места, — наш Магомед-Шапи… ВЧЕРА… ЗАБИЛ ГОЛ!!!
Столовка встала на уши: все начали прыгать и скандировать: — «Шапи-гол! Шапи-гол! Шапи-гол!». Появились чёрно-зелёные фанатские шарфы «Краснодара» с эмблемой быка и меня затошнило от внезапного флешбэка. Пропал аппетит, и я просто тупо делил вилкой сардельку на части, пока в просвете среди прыгающих тел не увидел её — девушку из актового зала, которая там рисовала транспарант.
 
Она была единственным человеком в столовке, кроме меня, кому было безразлично происходящее. Утренний луч света падал на её каштановые волосы, а от жара из тарелки, казалось, портрет красотки преломлялся. Я не мог оторваться от этого кинематографичного кадра на фоне прыгающих в режиме слоу-мо людей. Девушка так увлечённо поедала сардельку, что ко мне вернулся аппетит. В какой-то момент она увидела меня, смущённо улыбнулась и картинно закатила глаза, мол, чокнуться можно от этих идиотов. Я вернулся к завтраку и с этих пор думал только о ней. Мне казалось, что я нашёл родственную душу, ненавидящую футбол, и что мы можем подружиться. А ещё я обрадовался тому, что не гей. Девушка сама вышла на связь во время перемены:
— Привет, ты тоже ненавидишь «Краснодар?»
— Всей душой!
— Ты случайно за «Кубань» не топишь?
— Хех, у меня дядя в тренерском штабе работает, — выдал я сразу свой неожиданный козырь.
— Серьёзно? — она схватилась руками за мои плечи. — Это же просто супер! Меня зовут Наташа!
— А меня Ромыч.
— Я знаю, вчера подслушала в актовом зале. Как же это здорово! В этой школе за «Кубань» кроме меня никто не болеет… Но теперь нас двое! — она вдруг обняла меня как старого друга, и её радость была абсолютно искренней.
— Я тоже очень рад! Вообще не ожидал, что в вашей школе есть болельщики «Кубани»!
— А кто твой любимый игрок? — ей не терпелось пообщаться.
— Э-э-э… — я запаниковал. — Си… Си-си…
— Сиссе?
— Да, игрок сборной Франции! Прости, я иногда заикаюсь.
Было видно, что она хотела ещё что-то спросить, но меня спас звонок на урок.
 
Я приехал на базу к дяде Мише и совал свой нос во все дела — отныне мне было интересно всё, что связано с футболом и «Кубанью». Досье на игроков, история клуба, его смерть и возрождение, чем отличается «вне игры» от «аута» и сколько в игре периодов. Я — самый преданный фанат клуба! Особенно это должен понимать дядя Миша, потому что он был проводником в мир Наташи. Дядя удивился внезапному всплеску интереса к футболу.
— Рома, что с тобой? — спросил он, когда я рылся в шкафчиках игроков, нюхая потные гетры. — Ты какой-то жизнерадостный сегодня.
— Дядя Миша! — прижимал я вонючие гетры к груди, — у меня появилась подруга!
— Так это замечательно! Очень хорошо, что у тебя так быстро появляются друзья.
— Нет, дядь Миш, не друг, а подруга! Понимаете, о чём я?
— Да ну ты! Настоящая девочка или из «этих»?
— Настоящая! И она болеет за «Кубань»!
— Так вот в чём дело, а я думаю, чего это ты всё разнюхиваешь тут. Хочешь произвести на неё впечатление?
— Вы мне поможете?
— Ради неё станешь глором «Кубани»?
— «Глором»?
— Глорихантеры болеют не за клуб, а за преимущества, которые от этого получают.
— Я буду самым преданным глорихантером!
— Стать специалистом в футболе за такой короткий период… это сложно. Есть у меня одна идея. Пойдём со мной в аудиторию, там сейчас ребята вчерашнюю игру разбирают.
 
«Аудиторией» называлась маленькая комната, в которой битком сидели игроки и тренеры. Шёл так называемый разбор:
— С хуя ты двумя прямыми прыгнул под него?
— Да не хуячил я специально! Не успел к моменту просто! Говорю этому пидору, хули ты свистишь, он же не ёбнулся, я его даже не задел, просто мимо ног проехал, а этот пидор карточку достаёт, бля! За, сука, намерение, сука!
— Две красные за игру это пиздец! Ну а ты чё на замену попросился? Кого мы поставим на фланг, играя ввосьмером? Кого бля?
— Ну а хули вы всё время через меня играли? Я ору вам, бля, играйте через левый хоть иногда, я щас сдохну, блять — а они опять мне пас дают.
— Бухать меньше надо!
— Ну судья вообще пидор! Откуда он?
— Из Геленджика вроде.
— Бля, всю игру душил, ебанат плешивый.
— Филя, а чё это было под конец игры в штрафной? Когда у тебя мяч из рук выбили? Хули гнида плешивая не свистнул?
— Так это Боба у меня выбил! Я выбегаю из ворот и ору: «мой мяч, бля, мой»! А Боба с «десяткой» бодается и не слышит.
— Да слышал я, чё ты пиздишь! Он первый на мяч выходил! Если бы не я, четвёртый бы залетел!
— Ты ебанутый? Я уже мяч накрывал, ёб твою мать! Нахуя ты ногу выставил!
И так 40 минут. Когда мы вышли, дядя заключил:
— Теперь примерно понимаешь, как нужно о футболе разговаривать, не вызывая подозрений?
 
Наташа стояла в коридоре у подоконника и, завидев меня, обрадовалась — она явно ждала меня. Наташа поднесла свою симпатичную мордашку к моему лицу, и сама ткнула своей щёчкой в мои губы, ибо я замер от испуга. Типа братское приветствие между «своими».
— Ты был на последней игре?
— Нет, уроки учил.
— А меня на выезда не отпускают. Знаешь, что там было?
— Две красные.
— Не в курсе, за что?
— У одного две жёлтых — в первом тайме пизданул кому-то локтем по роже, во втором судью послал на хуй. А другого удалили за грубый подкат — двумя прямыми ногами полетел, но промахнулся, а тот упал и симулировал травму.
— Да уж, проиграли 4:0 на выезде. А ты круто сечёшь игру!
— Спасибо.
— Пойдём, чё покажу.
Мы пришли в актовый зал, где на полу сцены был развёрнут транспарант, посвящённый юбилею школы.
— Ты закончила! Поздравляю, у тебя талант, — похвалил я её.
— На самом деле я его давно сделала.
Наташа стала сворачивать транспарант, под которым оказался спрятан другой, с надписью «Ебать Краснодар, ебать!».
Я поперхнулся:
— Круто. А к чему этот слоган, они же в другой лиге играют.
— Это наша принципиальная позиция.
— «Ваша»?
 
Наташа пригласила меня на следующую игру, и там я понял, кто такие «наши». Пришёл я заранее, как она и попросила. При ней был большой свёрток с баннером.
— Почему ты не принёс розу? — удивилась она.
— Пардон, я сейчас вернусь! — обрадовался я, ведь Наташа фактически предложила стать парой!
Я сбегал до цветочного лотка и выбрал самую дорогую розу, классическую, красную. Потом сообразил и поменял на жёлтую — в цветах клуба.
Когда я вернулся, вокруг Наташи уже собралась толпа. Подойдя ближе, я ужаснулся: это были мощные ребята, подкаченные, в узких шортах, затасканных «бэлансах» и чёрных футболках со зловещими рисунками. Выглядели они максимально брутально: кто-то выбрит налысо, у многих была густая борода, их тела были забиты татухами, а икры были размером с арбуз. Некоторые «бойцы» пришли с девушками. Наташа увидела меня с розой в руке и растерялась:
— Это мне?
— О! По ходу у Натахи наконец-то появился парень! — засмеялась братва.
— Это Ромыч! — представила меня Наташа. — Его дядя работает в тренерском штабе!
Братки по очереди пожали мне руку, а потом развернули новый баннер и сфотографировались на фоне стадиона. На фото я стоял рядом с Наташей. Позже она объяснила, что «роза» на сленге означает фанатский шарф.
 
На фан-секторе творилась дичь — пацаны зажигали фаеры, орали кричалки, пели песни и прыгали, раздевшись по пояс. Баннер на стадион пронести не удалось — охрана не дала разрешение. Наташа очень расстроилась. На следующий день я вбежал в кабинет дяди Миши:
— Мне нужна помощь!
— Слушаю.
— Ебать Краснодар, ебать!
Дядя снял очки, встал из-за стола и молча пожал мне руку:
— Ты был вчера на стадионе?
— Значит, вы разделяете эту позицию?
— А в чём дело?
— Вчера ваша охрана не пропустила баннер с этим слоганом.
— На стадионе велась съёмка, мы не можем такое пропустить.
— Наташа рисовала этот баннер несколько дней!
— Что ж… я тебя понял, — дядя подошёл к окну и задумался.
— Дядь Миш, она сильно расстроилась из-за этого. Я подумал, что если мне удастся решить эту проблему, Наташа это оценит и меня зауважают ультрас.
— А принеси-ка сюда этот баннер, мы его спрячем здесь до следующей игры, а охрана пусть ломает голову, как вам удалось его пронести. Но вы расправите его в перерыве.
 
Я не стал раньше времени выдавать секрет и попросил Наташу передать баннер мне на хранение. С этим огромным пакетом я потащился домой и на полпути меня окрикнули:
— Эй! Педик, стоять!
Это был Стерх со своими пацанами, которые распивали пиво в шарфиках «Краснодара». Я закрыл глаза и набрал воздуха в лёгкие — сейчас они достанут баннер, порвут его на части, а потом порвут и меня.
— Ты думал, мы уже не встретимся, педик? У нас осталось одно незаконченное дело. Пошли-ка, отойдём за ларьки.
— Сейчас, я только мусор выкину, — я забросил пакет с баннером в мульду и с чистой совестью последовал за пацанами.
— Помнишь, сука, ты снова на меня настучал? Чё молчишь, уёбок? Стучал-стучал! Меня к участковому вызвали тогда. Ну чё, сука, щас пизды получать будешь.
Странно, но мне было спокойно на душе — баннер уцелел, а это важнее моего здоровья.
Краем глаза я увидел, как к мульде подъехала мусорка.
— Подожди! — обратился я к Стерху и начал тянуть время. — Можно один вопрос?
— Чё тебе?
— Когда вы меня изобьёте, это закончится? Мы будем квиты?
— Ты охуел что ли? Это никогда не закончится, — пацаны заржали.
Я дождался, когда мусорка тронется, и рванул со всей силы за ней — пацаны от удивления замешкались, побежали было за мной, но я успел ухватиться за машину и скрылся за поворотом. На следующей остановке я попросил мусорщиков достать свой пакет и благополучно отнёс баннер на базу «Кубани».
 
До следующей игры оставалось ещё пять дней и мне страшно не терпелось продемонстрировать свою полезность для ультрас. Но главное — порадовать Наташу. Я надеялся, что она оценит мой поступок и между нами вспыхнет чувство. Но ребята собирались не только в день игр.
— Сегодня парни собираются на забив, ты пойдёшь с нами?
— Пойду! — я был готов на что угодно, лишь бы быть рядом с ней.
Жаль, что я не придал значения слову «забив». Ультрас потихоньку собирались за гаражами в лесопарке «Краснодарский», девушек в этот раз было мало. Когда «хулиганы» стали натягивать перчатки ММА, я заподозрил неладное. Вскоре кто-то крикнул: — «Коровы!». Я сначала удивился, откуда тут могут быть коровы — частный сектор на другом берегу, а оказалось, что так они пренебрежительно называли хулиганов «Краснодара». Наши вдруг запели:
— Мы не любим этот магазин, хэй, этот магазин, хэй, этот магазин… — при этом они держали в руках «маечки» из супермаркета «Магнит». С противоположной стороны тоже запели, вроде бы что-то про лифт. Соперники скрывались в зарослях ниже по склону. Я оказался в полупозиции между пацанами и девчонками. Я в нерешительности переминался с ноги на ногу, но так хитро, чтобы незаметно придвинуться ближе к девчонкам. Вскоре наши двинулись вниз по склону и скрылись за деревьями. Одна из взрослых девушек спросила меня:
— А ты не идёшь?
— Он ещё молодой, — вступилась за меня другая.
Мне было важно Наташино мнение, но она молчала. Это могло означать, что ей было интересно, поступлю ли я по-мужски.
— У него перчаток нет, — заметила одна из девушек.
Мне стало стыдно перед Наташей, и я подумал, что мою трусость не спасёт даже баннер. Я снял с шеи шарф и начал наматывать его на левый кулак. Потом передумал и намотал на правый — я же правша, вероятно правой рукой бить удобнее. В голове возникла мысль: за свою жизнь меня уже столько раз избивали, что я уже привык, и этим надо пользоваться. Я медленно побежал на забив.
 

 
Когда мне открылась батальная сцена, то сразу подкосились ноги. Толпа общей численностью в 40 человек сошлась в хаотичном месиве — кто-то падал и терпел удары, прикрывая череп руками, другие с разбегу подпрыгивали и врезались друг в друга в воздухе, отлетая от удара в разные стороны, кто-то отбивал раненого товарища, кто-то с криками гонялся вокруг дерева за оппонентом, а некоторые уже вышли из игры, валяясь на траве с разбитыми носами и рассечёнными бровями. Дороги у меня назад не было, а впереди ждала смерть. Я молился, чтобы среди хулиганов «Краснодара» не было Стерха. Хотя откуда он там возьмётся — он же был простым гопником. Я выбрал из толпы самого маленького паренька и двинулся в его сторону — тот увидел меня и принял вызов. Быстрым и ловким движением он сразу отправил меня в бессознанку. Очнулся я, когда всё было закончено — пацаны перекрикивались с соперником:
— В следующий раз мы вам валево устроим! — кричали откуда-то «быки».
— Когда? — отвечали «кубаноиды».
— Давай через месяц, в воцапе обкашляем место.
— А что за псих у вас был, мелкий такой, я раньше его не видел.
— Да он год в больнице лежал, озверел совсем.
— Ладно, гудбай, коровы!
— И вам не хворать, лифтёры!
Наташа нагнулась ко мне и внимательно осмотрела раны:
— Зачем ты полез? Ты же ещё несовершеннолетний.
«А что ж ты сразу не сказала», — подумал я.
— Так. Верхняя губа разбита, — она начала вытирать салфеткой кровь. — Но зубы целые.
Я приподнялся на локтях, быстро поцеловал Наташу в губы и почувствовал сильную боль. Она засмущалась и хотела что-то сказать, но в кадр ворвались пацаны, поздравляя меня с боевым крещением.
 
Когда начался матч и ультрас зарядили кричалки, я подошёл к заводящим и показал спрятанный заранее баннер. Пока наш сектор шизил, у них под ногами мы протянули свёрнутый баннер и начали ждать свисток на перерыв. Наташа пока ни о чём не догадывалась. И когда по команде баннер расправился над головами — она не поверила своим глазам:
— Как вы его умудрились пронести?
— Скажи спасибо Ромычу!
Она подбежала ко мне и обняла:
— Спасибо!
— Знаешь, моя губа потихоньку заживает и я уже могу ей чувствовать.
Недолго думая, Наташа меня поцеловала. После матча мы шли в обнимку, как состоявшаяся пара. Я проводил её до дома. Возле подъезда Наташа перекинула через меня свою «розу» и потянула, крепко прижав меня к себе:
— Мои родители завтра уедут на дачу.
— Завидую им!
— Дурак! Ты придёшь?
— Только позови.
— Я отправлю сообщение.
Счастливый я направился домой пешком, гоняя пробку от пива по тротуару. Я не сразу понял, что меня кто-то сзади окрикнул. Не оборачиваясь, я ускорил шаг, свернул в сторону сквера и там столкнулся со Стерхом:
— Оп-па, какие люди! Ну, привет, педрила!
Он был в компании из шести человек и они меня окружили.
— Ты серьёзно думал, что можешь от нас сбежать, и тебе ничего не будет? — Стерх сильно толкнул меня в грудь, но кто-то сзади подхватил и вернул меня в центр круга.
Стерх начал наматывать свою чёрно-зелёную «розу» на кулак и заметил слегка вздутую верхнюю губу:
— Тебя уже кто-то успел отпиздить? Ну ты и днище ёбаное! — для начала он ударил меня под дых.
Я загнулся, но не упал. Ну почему! Почему, когда всё так хорошо складывалось, появилась эта скотина? За что? Когда это всё закончится?
 
И тут со всех сторон в сквер ворвались кубанские хулиганы и, не теряя время, прыгнули на гопников, зарыв их в газон.
— Ромыч, ты чего от нас побежал, мы кричали тебе, хотели угостить, отблагодарить тебя как следует. А эти быдлоиды чего от тебя хотели?
Стерх оживился и затараторил:
— Не бейте, мы под «фирмами» не бегаем! Мы не «ультрас», и не «хулиганы»! Мы простые «кузьмичи»!
— А на нашего хулигана тогда зачем прыгнули?
— На кого? — Стерх с удивлением оглядел меня с ног до головы. — На какого хулигана?
— На Ромыча, бля!
Бойцы отмудохали гопников ногами, оставив Стерха мне на добив:
— Ну давай Ромыч, решай его.
Я расстегнул молнию анорака и вытащил жёлто-зелёную розу «Кубани». Харкающий кровью Стерх тяжело дышал и с трудом верил в происходящее. Я замотал кулак и со всей дури врезал ему в рыло:
— Это тебе за бутерброды. А следующий удар я посвящаю Васе, — и я вырубил Стерха.
Потом мы посидели с ребятами в баре и я ушёл домой навеселе.
На следующий день пришло сообщение:
«Предки свалили. Буду встречать тебя голенькой».
Я ответил:
«Я буду стесняться. Накинь что-нибудь на себя»
«Сойдёт, если я накину розу?»
«Сойдёт».