Праздник в домах торфорезов

 
Это история широкоугольно освещалась в печати, в газете "Полярные Зори" за 2006 год.
Почетный торфорез Степан Мохов получил письмо из Лапландии. Письмо было от Йоулупукки. Степан удивился, ведь ни он, ни его родственники не выезжали не то что заграницу, а даже редко бывали за пределами поселка торфорезов, по причине отсутствия там торфа, а где нет торфа там жизни нет.
 
В письме от имени финского Деда Мороза Степана приглашали в рождественское путешествие в Финляндию. Можно было бы подумать, что это нигерийское письмо. Да–да, Степан знал о существовании таких писем, об этом ему рассказывал сын позор семьи, который решил бросить семейное торфорезное дело и подался в геймеры, это болото затянуло его быстро. Но это не было нигерийское письмо, поскольку вместе с сообщением, Степану пришли денежные средства в размере десяти тысяч евро.
 
Степан Мохов решил ехать. Конечно не сразу, сначала он начал обмывать это дело, потратив половину суммы. Затем взял себя в руки, протрезвел на три дня, чтоб лицо помешалось на фото в паспорт, справил документы и первым же непрямым авиарейсом отправился в столицу финской Лапландии город Рованиеми.
 
Это был шок для Мохова, никогда еще он не бывал в городе, где не было ни одного торфореза. Люди говорили на непонятных языках, правда иногда он слышал знакомые матерные слова, и чувствовал за собой крепкое дыхание Родины. Вдоволь накатавшись на ватрушках, освоив горные лыжи и подружившись с хаски, однажды ночью он лежал в иглу с прозрачной крышей, только что отужинав олениной с брусничным вареньем, северное сияние выкрутило на полную и оно ему нашептало — Степан, не возвращайся, родимый торф без тебя обойдется.
 
Утром Мохов отправился в резиденцию Йоулупукки, подойдя к старику, он сказал с блеском в глазах:
— Слезай, седой муден, теперь я Дед Мороз. Сильными руками торфореза он сгреб старика в охапку, раздел и выкинул на мороз.
 
Переодевшись, он занял место Йоулупукки. Эти полчаса в жизни были триумфом Степана Мохова. Он улыбался и обнимался с людьми из множества стран, говорил на неведомых языках и дарил людям радость, привечал всех и китайцев и поляков, и монголов и эфиопов, никакого расизма и ксенофобии, всем предстоит однажды лечь холодным комом в мерзлый торф.
Цитировал Некрасова:
Люблю я в глубоких могилах
Покойников в иней рядить,
И кровь вымораживать в жилах,
И мозг в голове леденить.
 
Высшее умиротворение под снегом времени. Чистое белое наслаждение.
 
Потом подоспели какие–то олени, по хамски отмутузили Степана ногами, и выволокли в зарешеченные сани с огоньками. Все это на глазах плачущих детей.
Дети! — орал Степан, сплевывая кровь — пишите мне письма, жмите колокольчики, и можете задонатить мне на сухари и эльфов.
 
Степана Мохова депортировали, но талант его не пропал даром, да и белая борода приросла к нему накрепко, в том же году он организовал в родном поселке ИП Стефан Северный. Кто–то должен приносить праздник в дома торфорезов.
Не торфом единым жив человек.