Про простуду и народную медицину

Чё-т я приболел. Вот той самой простудой, когда кашлять не кашляешь, а в носу сопли аж кипят и в глаза как будто песочка насыпали мелкозернистого. Обмотался пледами, объелся таблеток всяких и лежу, вот, чаёк горячий из термокружки попиваю. Вспоминаю разное.
 
Например, как лет пятнадцать назад Бублик, полудурок, знакомую общую от такой же простуды народными средствами лечил.
Вообще, если бы за долбоебизм давали звания, Женя б получил генералиссимуса сразу же. Без возможности разжалования. Пожизненно. С правом передачи звания по наследству, до седьмого колена. Хотя, на момент совершения всех этих своих подвигов на ниве идиотии, затеи не кажутся такими уж идиотскими, но выливаются почему-то в дикий абсурд с элементами сюрреализма.
 
В общем, заболела у нас общая знакомая. Деваха веселая, за любой кипиш ратующая и во всяких начинаниях участвующая на равных, от поездок автостопом на какой-нибудь рок-фестиваль до кидания табуреток с балкона четвертого этажа, чтоб выяснить, кто за догонкой пойдет.
Там с этими табуретками вообще странно получилось. Типа, чья меньше всего разобъется, тому и за догонкой идти. Но об этом я как-нибудь в другой раз расскажу.
Короче, заболела Юлька и в состоянии коматоза простудного позвонила Бублику, мол, принеси таблеток из ближайшей аптеки.
– Не сцы, Юлька, – говорит, – мы тебя на ноги поднимем за пару часов! По моему личному рецепту, из поколения в поколение передающемуся.
И трубку положил.
Взяли мы литр дедовского самогона, банку варенья малинового, купили несколько шариков гелиевых, торт, типа, для поднятия настроения пациентки и попиздили ремонтировать Юлю.
Впустило нас это чудо, укутанное в одеяло, с таким выражением лица, будто её всю ночь заставляли не моргая на стробоскоп смотреть.
– О, – говорит, – а шаики дакуя? – гундосит.
– Это, Юленька, для настроения, – объясняет Бублик. – Ты, главное, безоговорочно мне верь и всё будет пучком.
– Да я дада, то для дадрадения, – гундосит Юля. – Дотик, эда било, но вы даблетак бне дайте.
 
И голос такой, что любой переводчик боевиков видеокассетных позавидует. Нос-то заложен наглухо. И интонации, как у заскучавшего Батхеда МТВшного.
– Какие нах таблетки? Мы и не заходили за ними, – говорит Бублик. – У меня метод с гарантией, дедовский. Ни разу не подводил.
И в стакан уже самогон льёт, попутно красный перец молотый в нем размешивая.
Спрашиваю его:
– А перцовки не проще взять было?
– Не, – говорит, – не тот эффект.
И Юльке стакан протягивает.
Та смотрит с недоверием, а Женя уверенно так:
– Ща залпом бахнешь, потом под одеяло и потеть. А мы тебе бульончика наколдуем куриного, с луком и зеленью. Дед всегда так делал. Простуда за полдня аннигилируется.
Залпом Юлька самогон выпить не смогла. Ну, оно и понятно. Потому что дед у Бублика самогон, для крепости, видать, настаивает на портянках за свою долгую жизнь накопленных. А тут еще и перца красного чайная ложка. Так-то от самогона этого и опьянение мягонькое и настроение философское, но запах у него такой, что нашатырный спирт в сравнении с ним – вода родниковая.
 
Короче, осилила Юлька дедову бормотуху, в четыре или пять заходов, на глазах косея, мы её болезную в кровать уложили, одеялами укутали, а сами за бульон взялись, попутно проталкивая в себя дедову питательную жижу небольшими порциями.
Кастрюлька булькает на печке, в желудке булькает самогон – хорошо.
И тут Бублик узревает на подоконнике горшок с растением, похожим на ебальник крокодила, наизнанку вывернутый и вместо зубов у которого пипмочки скруглёные.
– О, бля! – говорит Бублик, – это ж каланхоэ!
– Какое-какое? – уже слегка вдатенький не понимаю я.
– Каланхоэ. Растение лечебное. Оно охуительно нос прочищает.
И объясняет мне, что сок из листиков этого растения надо выжать и в ноздри пациенту залить. Он тогда прочихается и, таким образом, очистит себе нос, чтоб дышать легче было.
– Давай заебеним!
Ну, я плечами пожал. Чо я-то? Я не в курсе. Если помогает, так чо б не заебенить?
 
Нащипал Бублик листиков этих, в марлю замотал, сока их них надавил и, в шприц набрал за неимением пипетки. Ну и залили мы Юльке в нос это дело, объяснив, что, мол, чтоб не гундосила, чтоб носом легко дышалось. Она уже пьяненькая в полудрёме, не особенно спорила.
Плюх в левую ноздрю, плюх в правую. И отдыхает дальше человек.
Бублик походил-походил возле кровати, на которой Юлька страдает, поглядел-поглядел на неё и спрашивает:
– И чего, в носу не зудит?
– Зхуали? – спрашивает Юля с таким же забитым носом, как и до процедуры.
– Бля, – говорит Бублик, – я читал, что они разных сортов бывают, лечебные и декоративные. Нам, наверное, декоративное попалось, – и руками разводит. – Сорян, Юльча, мы хотели как лучше.
А тут уже и бульончик сварился. Лука туда накрошили, зелени какой-то. Бублик, бля, и туда перца красного бахнул. Короч, принесли нашей страдалице, усадили её, прямо в одеяло закутанную, только руки вытащили, чтоб тарелку держать могла – сёрбай без ложки, прям через край, пока горяченькое.
 
А Юля прям растаяла. Видно, что плохо ей, кошмарит её простуда, но вместе с тем и приятно, что заботу проявляют два оболтуса.
– Дбасиба, – говорит, – бальчики, бы у беня баладцы.
И в лице меняется. Как будто расплачется вот-вот.
Мы, естественно, аж от гордости в плечах пошире стали, глядя на эту трогательную сцену. А Юля всё больше и больше лицо кривит… вот, бля буду, думали, плакать начнёт, себя несчастную жалеючи. Но хуй там булькал на пересечении сюжетных линий!
– А… – говорит она, тяжело вдыхая ртом.
– Да Юлька, ну ты чего, – успокаивает её поддатый Бублик. – Прекращай. Если б кто-то из нас заболел, ты бы точно так же…
– А-А-а… – говорит Юля, набирая воздуха в себя ещё больше.
– … потому что мы ж друзья, а друзья должны…
Что там должны друзья, она ему договорить не дала.
Потому что так чихнула, что весь бульон аж до стен разлетелся.
И лицо она кукурузила не потому, что её наша забота растрогала, а потому, что каланхое ебучее, с задержкой до еёных рецепторов через забитый соплями нос, наконец-то прорвалось и эти ебаные рецепторы пощекотало.
Всё в бульоне, все в бульоне, даже с потолка капает, а Юля, не дожидаясь, пока мы словесно свой ахуй как-то выразим, опять в тарелку:
– АПЧХУЙ!
Слава богу, уже в пустую.
– АПЧХУЙ! АПЧХУЙ! АПЧХУЙ!
И при каждом чихе так дёргается, что я невольно жду, когда ж у неё голова оторвется и в тарелку пустую, которую она в руках держит, упадет.
И продолжается это «апчхи», как зацикленный звук у диджеев в клубах. Ещё и при каждом чихе она пяткой по полу стучит, потому что всем телом дергается. Бит, блять. Апчх. Топ. Апчх. Топ. Апчх. Топ. Апчх. Только громко шопиздец, как будто льву ноздрю перышком пощекотали.
У Бублика с ебальника бульон стекает, а он лыбится и довольным таким голосом:
– А не, – говорит, – не декоративное. Лечебное каланхоэ.
Как мы стены отмывали, то отдельная история. Совсем не интересная.
 
На следующее утро Юля почему-то мне позвонила. Голос свежий, будто и не больная. Но грустный.
– Ебала я, – говорит, – ваши народные методы. Посрать с утра пошла, до сих пор такое ощущение, что огненный китайский дракон меня в жопу взасос поцеловал.
Ну, тут согласен. С перцем, наверное, переборщили.
Но помогло же!
 
Короче, я вот, сейчас, вспомнил эту историю и думаю, чего делать-то. За перцовкой жену отправить, каланхоэ поспрашивать у соседей или бульончиком горячим ограничиться?