Ни одна сломанная вещь не стоит слез сына

Вчера в обед позвонил мелкий из дома (я частенько без обеда работаю) и страшным голосом сообщил, что «мы совершенно случайно, котом клянусь, разбили твой объектив». Кстати, вместе с клятвопринесенным котом. Объектив стоял на подоконнике и, как я думал, никому не мешал. Но, когда в доме дите и кот, безопасного места не найти. Что и было доказано.
 
Ну, думаю, вернусь домой, уши всем пооткручиваю. А коту заодно и яйца. А то иш ты активный какой в мое отсутствие! Тем более что стоит сейчас этот объектив 80 тысяч рублей. В общем, какая-то не бюджетная игра у них получилась.
 
На мой вопрос, что разбилось, грустный голос поведал, что «все разбилось». И по всей комнате осколки, осколки и осколки.
 
Мысленно похоронив объектив и прочитав над ним торжественную речь, вечером вваливаюсь домой, весь такой суровый и окутанный аурой справедливого наказания виновных.
 
Переоделся, умылся. Послушал, как «кот туда прыг… а я такой к нему… а он такой скок… а я ему помочь… а он туда…. а я… а он… и объектив упал. Вот».
 
Ну что, говорю. Теперь придется все твои игрушки продавать. Планшет, ноутбук, колонки, там, что еще есть, и покупать мне новый объектив. Мелкий только кивнул и ушел в свою комнату. Через некоторое время смотрю, тащит колонки на стол. Зачем? — спрашиваю. Будем тебе на объектив собирать, говорит. И такой весь грустный-грустный…
 
У него колено травмировано, уже третий месяц дома сидит, на домашнем обучении. В четырех стенах. Мы в будни на работе, он один с котом. Ну и учителя еще приходят. А пацану 9 лет, самое время прыгать да носиться во дворе, а он дома сидит. Подумал я про это, и аж сердце защемило. Да крутись оно, думаю, все конем! И осколки по квартире, и объектив этот вшивый. За учебу отругаю, если что. За не мужские поступки тоже. За вранье. А за это… Гори они огнем эти железки со стекляшками!
 
Слова ему не сказал плохого за объектив, не ругал, не наказывал. Рассказал только, что за цену разбитого объектива можно всю его комнату конструктором «Лего» выложить. Впечатлился.
 
А потом вспомнил, как я отцу в 16 лет разбил машину. Август 1989 года. Он разрешил мне по деревне проехать, а я на трассу выехал. И при съезде с нее на проселок не рассчитал и, промазав мимо мостика, влетел в канаву. Морда вся покорежена, причем у машины от удара, у меня — от страха. Пришел домой и, зная батю, ждал нехилых люлей по организму. Он посмотрел на меня, молча оделся и ушел к машине, которая все еще торчала в канаве. Потом приехавшим гаишникам пояснил, что сам был за рулем и не справился с управлением. А мне ни слова ни полслова упрека. Только сказал — живой? И ладно…
 
Ни одна сломанная, тем более не специально, вещь, не стоит ругани между любящими людьми. И, что бы мне ни говорили доморощенные педагоги-теоретики, сейчас я поступил правильно. Как и мой батя. И я очень хочу надеяться, что похож на него. И не только этим поступком. И мой сын будет похож на меня в том хорошем, что есть во мне.
 
Сергей Кобах