Не верь, не бойся, не проси. Как я добровольно лёг в психбольницу и что из этого вышло⁠⁠

Все думают, что психбольница — это что-то из «Пролетая над гнездом кукушки». Драматичные истории, бунт против системы. На самом деле всё гораздо прозаичнее.
 
Я попал туда добровольно, в обычную городскую. Всё написанное ниже является результатом моего субъективного опыта.
 
Распорядок
 
Подъём в 7 утра. Не встал? Поднимут. Завтрак обязателен, как и ужин, особенно если на это время у тебя назначены таблетки. Отказываться от еды — плохая идея. Сразу озвучат подозрение в голодовке, а это лишние проблемы и давление. Проще отдать свою порцию соседу. Не ешь мясо по убеждениям? Поверь, здесь начнёшь.
 
И да, вилок нет, а ложки подсчитываются после каждого приёма пищи. Туалет был местным курительным клубом. Сразу после завтрака его запирали. Откроют только после того, как все выпьют свои таблетки. Тогда же выдают сигареты из передач. Сколько дадут, зависело от смены. Одна могла выдать пять штук сразу утром, другая — две, а вечером ещё три.
 
Лайфхак №1: не просите родных привозить дорогие сигареты. Они волшебным образом исчезают даже из закрытых помещений, ключ от которых есть только у персонала.
 
Еда была вполне сносной: каши, бутерброды, рыба, супы, полноценное второе. В четыре часа дня наступал «праздник»: раздача передачек от родных. Естественно, только из разрешённого списка.
 
Связь с внешним миром и «валюта»
 
Свидания разрешены с 9 до 19, но реальное время зависело от настроения санитаров. Могли дать 10 минут, а могли расщедриться и на все 30. Комната для свиданий находилась под камерами. С тобой всегда выходил санитар, который тщательно записывал, кто к тебе пришёл, и сверял каждую вещь в передачке. После свидания часто следовал полный досмотр. Искали «запрещёнку»: алкоголь, лишние сигареты, чай. Всё это в отделении было твёрдой валютой. На этаже всегда были «пациенты-бизнесмены» с запасом чая и сигарет. «Купить» у них что-то можно было просто: когда в 12:00 на полчаса выдавали телефоны, ты переводил деньги по номеру, и тебе приносили твой «заказ». Пачка сигарет — от 500 до 950 рублей. Цена зависела от левой пятки комара, осваивающего Марс.
 
Кстати, чтобы получить свой телефон, который ты сдаёшь при поступлении, нужно было быть в специальном списке. Если ты в нём, то ровно в полдень открывалась дверь, по списку запускали пациентов, дверь закрывалась и начинался получасовой отсчёт. Никакого Wi-Fi, даже с ироничным названием вроде «Лучшее место на земле», конечно, не было. Нашим всем был мобильный интернет. Если у тебя нет телефона или денег на счёте, это твои проблемы.
 
О терапии, которой не было
 
На стене висело красивое расписание: индивидуальная терапия, групповая психокоррекция, прогулки каждый день. Даже время указано.
 
Реальность: психиатра я видел два раза в неделю по две минуты во время общего обхода. Весь разговор сводился к «Как дела? Как сон?». Всё. На этом «терапия» и «психокоррекция» заканчивались.
 
Прогулки по расписанию должны быть ежедневными. По факту — раз в неделю, если повезёт, и длились они всего полчаса. Двор был окружён высоким забором с колючей проволокой. Гулять выпускали только тех, кого врач внёс в специальный список.
 
Палаты в отделении: от общих до «строгача»
 
Личная одежда под запретом, кроме футболок и трусов. Всем выдавали одинаковую больничную форму, часто рваную. Окна, разумеется, без ручек. Палаты в основном были рассчитаны на 6 человек, но при повышенной нагрузке в них набивалось до 9–11. В такой тесноте главным испытанием становились соседи. Почти в каждой палате был человек, который без остановки говорил сам с собой. Днём, ночью, громко.
 
Лайфхак №2: моим спасением стали дешёвые беруши из аптеки.
 
Палата строгого режима представляла собой локальный ад. Туда отправляли новичков на «диагностику» или нарушителей дисциплины. Выходить нельзя было почти никогда: только поесть, на таблетки и трижды в день в туалет. Напротив входа находился пост, где всегда сидел минимум один санитар. Внутри таких палат были запрещены любые игры (шахматы, карты и т. д.). Максимум — книги.
 
В обычных палатах было посвободнее: можно было общаться, заниматься спортом (гимнастика, отжимания, приседания). В общем зале был телевизор, где крутили фильмы с заезженного жёсткого диска. Через неделю знаешь наизусть все сюжеты и диалоги.
 
Люди и атмосфера
 
Санитары здесь не перетруждались. Мыть полы, таскать баки с едой, убирать в зале — всё это делали «доверенные» пациенты, лежавшие тут годами. В награду они получали лишнюю сигарету, двойную порцию еды или другие мелкие привилегии.
 
Контингент самый разный: «ветераны» больниц, люди после спецрежимных психиатрических больниц (в том числе за тяжкие преступления, досиживающие обязательные 1, 5, 10 лет), наркозависимые, ветераны боевых действий с ПТСР, люди в острых психозах, шизофреники и, на удивление, много колдунов. Открытых конфликтов почти не было (всего парочка). Все понимали, что любая драка или даже громкий спор — это гарантированная путёвка в «строгач» на несколько дней. А это часто означало «лечение» уколами, после которых ты превращаешься в овощ: еле ходишь, постоянно спишь, почти не говоришь. Этих «вылеченных» потом демонстративно показывали остальным как пример того, что бывает, если не слушаться.
 
Медицинская помощь и персонал
 
Приём таблеток контролировали в зависимости от смены. Одни заставляли открывать рот и показывать, что проглотил. Другим было всё равно. А вот если у тебя болело что-то, не связанное с «профилем» больницы, — это были твои проблемы. У меня дико разболелась голова, ужасная мигрень, я подошёл к старшей медсестре. Её ответ: «У меня нет времени, идите». Я начал настаивать. В ответ получил угрозу отправки в палату строгого режима и «волшебный укол, который лечит всё». Пациент рядом четыре дня не мог сходить в туалет. Помогли ему, только когда он уже не смог сам встать с кровати.
 
Большинство смен были адом. Мат, оскорбления, унижения являлись нормой. Фразы вроде «Да вы все конченые, раз сюда попали» или «Жаль на вас время тратить» служили, наверное, вместо обещанной терапии. Была пара адекватных смен, где к нам относились по-человечески, но они были исключением. Большую часть времени я спасался книгами, стараясь ни с кем из персонала не контактировать.
 
Жизнь в обычной региональной психиатрической больнице была не про лечение, а скорее про выживание. Человеческое отношение стало дефицитом. Главное — наблюдать, не отсвечивать и ждать выписки. И это я ещё лежал в обычном отделении. Что творится в спецотделениях, страшно представить.
 
В общем, не верь, не бойся, не проси. Нестареющая классика.
 
Крепитесь, если у вас есть психиатрические проблемы, и поддерживайте близких, которые болеют, если у вас есть силы и желание. И главный совет, который я вынес из этого опыта: если есть деньги, всегда выбирайте частную клинику, а не государственную.
 
UPD: Предвидя потенциальные вопросы
 
Чтобы не отвечать на одно и то же в комментариях, я решил собрать самые вероятные вопросы здесь.
 
1. С каким диагнозом ты туда попал?
 
У меня пограничное расстройство личности (ПРЛ), комплексное ПТСР и рекуррентное депрессивное расстройство. В анамнезе попытка суицида, клиническая смерть, кома. Я самогоспитализировался в разгар острого кризиса, когда понял, что мои собственные эмоции стали опасны для меня самого.
 
2. Как долго ты там пробыл?
 
Три недели. Я поднял вопрос о выписке через близких, как только понял, что дальнейшее пребывание там не принесёт мне больше никакой пользы. (Лайфхак №3: не просите врача выписать вас напрямую, а попросите близкого, который созванивается с вашим лечащим врачом, узнать, сколько примерно вам ещё лежать и можно ли теоретически выписаться раньше). Острое состояние сняли, таблетки подобрали, а стены начали давить сильнее, чем помогать. Больница оказалась костылём: он нужен, чтобы встать на ноги, но ходить с ним всю жизнь вредно. Мой момент, чтобы отбросить этот костыль и пойти дальше, наступил ровно через 21 день. Полагаю, это был минимальный срок, который я должен был там провести.
 
3. Как вообще происходит добровольная госпитализация?
 
В общем, ты приходишь в приёмный покой, беседуешь с дежурным психиатром. Он оценивает, насколько ты опасен для себя или окружающих. Если основания есть, предлагают подписать согласие на лечение и госпитализацию. Я подписал. Правда, в моём случае, спустя пару минут рассказа уже закрыли дверь, чтобы я не ушёл. А бригада, что доставляла в другую, психиатрическую больницу (по месту проживания), сразу нацепила наручники в машине. И да, это при добровольной госпитализации. Наверное, правила такие. Дальше следовала стандартная процедура: сдаёшь абсолютно все личные вещи (телефон, одежду, шнурки, ремень), переодеваешься в больничную робу, и тебя ведут в отделение. Момент, когда за тобой с лязгом закрывается железная дверь, — это незабываемо.
 
4. Тебе в итоге помогло лечение?
 
Важно понимать: больница не лечит пограничное расстройство. Основа его лечения — длительная психотерапия. Из того, что принесло пользу:
 
• Изоляция. Меня вырвали из среды, полной триггеров.
 
• Фармакология. Мне подобрали схему препаратов (антидепрессант + нейролептик), которая помогла стабилизировать настроение.
 
• Безопасность. В больнице физически очень сложно навредить себе.
 
Так что в моей ситуации это было не лечение, а экстренная стабилизация.
 
5. Это было бесплатно?
 
Да, по полису ОМС всё бесплатно, независимо от того, есть у вас прописка или регистрация. Но будьте готовы к тому, что внутри отделения своя рыночная экономика. Хотите жить чуть комфортнее или безопаснее — готовьте деньги на карте, с которой сможете переводить оплату местным «бизнесменам» или санитарам.
 
6. Было страшно лежать с людьми с другими диагнозами?
 
Нет. Да и быстро понимаешь, что опасен скорее не «буйный» сосед, а санитар с ключами и шприцем. Пациент в психозе находится в своей реальности. А санитар — в твоей. И его власть над тобой абсолютна и осознанна. Угроза «успокоительного укола» была не про лечение, а про демонстрацию силы и контроля.
 
7. Чем вы занимались целыми днями?
 
Очень много размышлял. Мой распорядок был примерно таким: книги (свои и из больничной библиотеки), физические упражнения в палате, чтобы не сойти с ума (ещё сильнее, ха-ха), и, конечно, общение с парой адекватных пациентов. Отдельное огромное спасибо Элиезеру Юдковски за его труды. Хорошее чтиво.
 
8. Неужели весь персонал был таким плохим?
 
Нет, были исключения. Пара медсестёр и несколько смен санитаров относились к нам как к людям, а не как к ходячим ошибкам. Это были островки твёрдой почвы в общем море стигматизации и осуждения. Но, к сожалению, именно исключения.
 
9. Раз ты лёг добровольно, мог ли ты уйти в любой момент?
 
Теоретически, да. Вы пишете заявление на отказ от лечения. Но если врач считает вас нестабильным, ваше заявление он не подпишет. Врачебная комиссия может легко перевести вас на недобровольное лечение по решению суда. Так что ваша «свобода воли» условна. На деле, только ваш лечащий врач-психиатр решает, когда вас отпускать.
 
10. Как выписка и диагноз повлияли на твою жизнь?
 
Главные изменения — внутренние. Во-первых, вы получаете подтверждение: то, что с вами происходит, — не блажь или «плохой характер», а болезнь. Это даёт отправную точку для дальнейшей работы. А во-вторых, простые вещи: возможность выйти на улицу, выпить лимонада, обнять близкого человека, заснуть в обнимку с собакой — всё это после больницы начинаете ценить с какой-то новой, пронзительной ясностью.
 
11. Как вычисляют точный диагноз?
 
Энцефалограмма (ЭЭГ, «шапочка»), сбор анамнеза, диалог при поступлении. Тестирование. В моём случае это был опросник на 600–700 вопросов, плюс получасовая беседа со специалистом на второй или третий день, где используют тест Сонди и задают вопросы вроде «что общего вы видите на этих четырёх картинках?».