Таксист

Случилось это в конце 90-х. Жил да был тогда некий Евсеев Григорий Иванович, 45 лет, женат, двое детей.
 
Жена-красавица и сынишки подрастающие – денег на это счастье пропасть сколько нужно! Приходилось крутиться.
Поэтому днем трудился Григорий Иванович мастером-наладчиком на хлебозаводе. Ночь через две подрабатывал сторожем на автостоянке. А в свободное время таксовал.
 
Вот как-то раз говорит ему супруга: «Гришенька! Сокол ты мой ясный! Свет моей жизни!
Такое ты, пиздюк, хотел услышать? А вот хрен! О себе только думаешь, о других нисколько. Сыну старшему пора во взрослую мужскую жизнь вступать, а он у нас до се от армии не отмазан! Младшенькому сыночку-кровиночке надо компьютер «Пентиум» покупать, для учебы, говорят, полезно. Да и я, гола-боса, без шубы кукую!»
«Да как же, солнышко?» - спрашивает Григорий Иванович: «Мы ж тебе в том году шубку новую справили?».
 
«Это не шуба, а полушубок, тупица! Тебе вообще на меня насрать, что ли? Ох, Григорий, какой же ты эгоцентрик! И хватит дома рассиживаться, лентяй! Бегом седлай машину, сейчас самые клиенты попрут, а ты опять прораззявишь. А на досуге покумекай ущербным умишком над своим эгоистичным поведением».
 
И вот едет Григорий Иванович на машине по городу, а сам все думает: «А ведь и правда я иной раз эгоистом бываю. Надо это прям сегодня исправить и что-нибудь хорошее бескорыстно кому-нибудь сделать».
 
Тут смотрит он – деваха беременная, рыжая такая, голосует на обочине.
 
Подруливает он к ней, она в машину садится и говорит: «Дядечка, миленький, выручайте! Воды у меня уже схлынули, рожу вот-вот. Домой не поспеваю, денег при себе нету, а до больницы меня без денюжек никто везти не хочет».
 
Григорий Иванович думает: «Во, прям как заказывал» и говорит рыжей: «Я готов помочь в трудную минуту, чтоб там другие-всякие не говорили. Погнали, конечно».
 
Домчал он ее до роддома. Даже под ручку сопроводил до приемного.
 
Деваха говорит: «Ай, спасибо! Черканите на листочке свой адрес и ФИО. Я сыночка обязательно в вашу честь назову. А потом вас самого найду и отдельно отблагодарю».
И на прощанье в щеку его поцеловала.
 
Григорий Иванович остаток дня откатал, весь гордый за себя. Хотел даже жене об этом подвиге рассказать, но потом, из скромности, не решился.
 
Когда проходит пара-тройка недель.
И бабах!
Получает он повестку из райсуда. А с повесткой исковое заявление.
 
И в том заявлении Times New Romanом по белому писано, что ответчик Григорий Иванович путем коварного соблазнения обрюхатил истицу Кравец Анну Петровну, от чего та в расстроенных чувствах родила карапуза, напрочь лишенного отцовской заботы, ухода, положенных алиментов и компенсации морального вреда.
 
Перво-наперво супруга Григория Ивановича немножко расцарапала ему лицо.
Затем, выслушав его объяснения и контрдоводы, поставила ему для полного комплекта фингал под глазом.
И отправила в суд.
 
В суде же Григорию Ивановичу сказали: «У вас на 20-е назначено, вот тогда велкам. К тому времени, глядишь, и морда ваша подзаживет, а то другой раз в таком виде в храм правосудия могут и не пустить».
 
Вернулся Григорий Иванович домой, а жена уже чемодан его за порог выставила. Говорит: «Видеть тебя не могу! Я на тебя всю жизнь положила, сынов-наследников тебе родила в муках и страданиях. А ты так напаскудничал. Иди теперь куда хочешь. Лучше на хуй, в пизде ты уже с успехом побывал».
И сыновья-наследники тоже выступили с краткой сопроводительной речью: «Ты, папа, предал маму! Не зря она всегда утверждала, что ты какашка и еблан».
 
Помыкался Григорий Иванович по знакомым, но никто его не приютил.
Один только друг детства, Игнат, помог. Говорит: «Эх, Гришка, наломал же ты дров и накидал палок. Единственно, что могу для тебя сделать – поживи пока у меня в гараже».
 
Двадцатого приходит Григорий Иванович в суд.
 
Встали-сели. Начали заседать.
Рыжая излагает:
«Уважаемый суд! Десять месяцев назад я решила в библиотеку записаться. Очень уж мне желалось поскорее приобщиться к фолиантам мудрости. И до того я торопилась, что поймала такси под управлением ответчика.
Он всю дорогу обсыпал меня комплиментами, говорил разные красивости, чем вскружил наивную мою голову. Да так, что про библиотеку я начисто забыла. Весь вечер мы с ним прокатались. Договорились встретиться снова.
Потом были ухаживания. Шоколадки «Баунти», гвоздики и ликер «Амаретто».
А потом он вывез меня за город в лес. Где я ему преподнесла в дар самое ценное – свой нежный девичий бутон. Ох, я сейчас расплачусь!».
 
«Да что за чушь!» - кричит с места Григорий Иванович.
Но судья строго так: «А ну привалите, ответчик! Продолжайте, милая, не надо плакать, негодяй понесет заслуженную кару. Что там было дальше?».
 
«Ах! Милая!.. Он тоже всегда меня так называл!» - говорит истица, размазывая слезы по соплям: «А дальше бутон дал завязь. А этот говорил, что любит меня одну, что с женой разведется в скором времени.
Когда начались схватки, Гриша заботливо отвез меня в больницу. Но забирать отказался. И вообще стал скрываться. И как мне, то есть теперь уже нам с малышом, быть дальше? Неужели мужчины способны на такую подлость? Как это низко! Но я готова ради наших прошлых светлых чувств простить его за небольшую в сущности сумму. Если, конечно, оплата сразу. Расчет суммы на пяти листах прилагается».
 
Судья спрашивает: «Ну, ответчик, совесть позволяет вам что-нибудь возразить?»
 
«Все это чепуха и враки!» - поясняет Григорий Иванович: «Я таксовал, это правда. Дуру эту рыжую подвез до роддома, было. И только. А так я с ней незнаком».
 
«Ясно» - говорит судья: «Другого я и не ожидала. В целом мне все уже понятно, таксисты вообще ебуны несусветные, я это по своей молодости ой как хорошо знаю. За «дуру» вам, ответчик, кстати штраф. Однако ж заслушаем свидетеля».
 
Появляется бабенция какая-то средних лет, говорит:
«Я работаю в приемном покое роддома. И тот день запомнила замечательно.
Я сразу обратила внимание на то, с какой любовью этот импозантный мужчина сопровождал этого юного ангела с волосами цвета падающего в море солнца. И то, как она страстно поцеловала на прощанье. Взгляд же его при этом так и сквозил нежной страстью. Так граф Жоффрей де Пейрак смотрел на свою Анжелику.
А потом я заметила, что он от досады пнул колесо своего автомобиля. Видимо, будучи преисполнен страданием, что не может быть с любимой в самый ответственный момент ее жизни».
 
«Дура ты! Это у меня яйца слиплись, вот и пинал!» - возмущается Григорий Иванович.
 
«Ваша честь!» - протестует свидетельница: «Я, как медицинский работник, авторитетно заявляю об абсурдности данной эскапады! Наукой достоверно установлено, что та же жопа, вопреки сложившемуся стереотипу, слипнуться не может. По аналогии вряд ли могут слипнуться и яйца, расположенные, как известно, неподалеку от вышеупомянутой неслипаемой жопы. К тому же термин «яйца» является некорректным, правильно говорить «яички». Поэтому мне обидно. Как вам не стыдно, граф Жоффрей!».
 
«Спасибо за пояснения» - говорит судьиха: «За «дуру» мы его уже оштрафовали, теперь штрафуем за «яйца». Еще один такой взбрык, ответчик, и 15 суток за неуважение отхватите. А что скажет опека?».
 
Выходит на помост еще одна тетка:
«Нам, органу опеки, по большому счету плевать, ебун там или не ебун. Ебунов у нас в стране с избытком. Тут главное, чтоб алименты было с чего платить. Таксист-хлебопек, думается, не самый худший вариант».
 
«Вот и прекрасно! Хотя насчет избытка я бы поспорила» - провозглашает судья: «Тогда мы…».
 
Тут Григорий Иванович вскакивает и орет: «Да вы поохуели все, что ли? Беспредел! Это не мой ребенок! Я на любые анализы готов! Суки ебаные!».
 
«Однако же с какой сволотой вы связались, уважаемая истица» - говорит судья: «Что ли правда ему медицинское освидетельствование сделать? Не потому, что я сомневаюсь. Но по всему же видно, что он маньяк, в том числе и сексуальный. Вишь, какой невоздержанный. Не исключено, что он таких же глупышек осеменил десятка с два, как не больше. И нас потом аналогичными исками завалят».
 
Судья посовещалась сама с собой и постановила провести экспертизу.
А также оформить ответчику административный арест за мерзопакостное поведение, и чтоб не убёг.
 
Прошло 15 суток.
И еще дохерищща суток. Потому как в те годы экспертиза длилась очень даже не скоро.
Все это время, за исключением пребывания в каталажке, жил Григорий Иванович у друга Игната в гараже.
Домой пару раз пытался вернуться, но куда там.
Супруга сказала, как отрезала: «Все что угодно простила бы, но блядство никогда! Я – высокоморальный человек, мне принципы не позволяют блядство прощать!».
И обкидала его с балкона гнилыми луковицами. А сыны родные – гандонами с водой.
 
Но вот, наконец, суд.
 
Однако ж в зале ни рыжей истицы, ни опеки с попечительством. Одна только сопереживающая тетка-свидетельница. И еще десяток приставов с дубинами наперевес.
 
Судья говорит: «Я сейчас быстренько сообщу суть экспертного заключения.
Значит так: гражданин Евсеев Г.И. в силу скрытого врожденного заболевания является от природы бесплодным и в принципе иметь детей не может. В целом как бы все, суд удаляется в совещательную комнату. Эй, приставы, держите его! Он буйный!».
 
Так что вернулся Григорий Иванович домой победителем.
Да не с пустыми руками явился. Полное корытце пиздюлей жене в подарок преподнес. И детенышам монпансье щедрой рукой отсыпал.
 
В ходе допроса на тему соответствия блядства высокой морали был выявлен и истинный, фактический отец отпрысков.
В результате чего в тот же день Григорием Ивановичем был жестоко отпиздофанен и друг детства Игнат.
 
За проявленную беспримерную несдержанность эмоций суд наградил гражданина Евсеева Григория Ивановича тремя годам колонии-поселения.
Где он в совершенстве освоил кролиководство.
 
Сейчас Григорий Иванович фермерствует в полусотне километров от злого города, успешно реализуя планы правительства по импортозамещению продуктов питания.
Перетащил к себе романтическую медсестру-свидетельницу. Не на словах, а на деле показал ей как надо с мужскими яйцами, пардон, с яичками обращаться. А кролов резать ее даже учить не пришлось, все-таки медицинский опыт за плечами.
 
И все у них теперь хорошо.
Чего и вам желаю.
 

© аль Маразми