Одиночество на Рублёвке

Позвали на открытие выставки в модной галерее. Явился. Все кругом нарядные, с бокалами, на картины плевать, болтают, тусуются, чмоки-чмоки. «Ой, как я рада тебя видеть! Ну как было в Майами?».
 
Сам художник, по имени Андрей, в дурацкой зеленой шляпе с веточками, ходил с широкой улыбкой, раскланивался.
 
И тут я увидел ее. Лет сорок, худая, печальная. В длинном фиолетовом платье. Лицо немного знакомое, кажется, мы уже виделись. Кто такая?
 
Мне разговориться с незнакомкой легко. Тем более, что стояла одна, вся эта радостная толпа словно обтекала ее. И она единственная, кто действительно интересовался картинами, я наблюдал за ней долго.
– Добрый вечер! Как выставка?
 
– Прекрасная. Спасибо Андрею, что пригласил.
 
– Вы знакомы?
 
– Мы дружим. Он настоящий друг. А вы не художник?
 
– Нет, я журналист. Но это неважно сейчас.
 
– Слушайте, да! Кажется, я вас помню, раньше встречала. Меня Лиза зовут.
 
Она была очень рада нашей болтовне, никчемной, как маленькие тарталетки на здешнем фуршете. Она будто схватилась за меня и держалась, боясь отпустить.
 
Так мы и ходили еще минут сорок, но потом мне надоела вся тусовка, решил уйти. Галантно распрощался с Лизой. Она достала из маленькой сумки визитку:
 
– Алексей, а позвоните мне, если хотите. С вами очень приятно общаться.
 
Я взглянул на черную карточку с белым именем. Увидел фамилию Лизы. Фамилию редкую и вполне известную. Извините, спрашиваю, а вы не родственница…
 
– Да, – перебила она. – Бывшая жена. Просто не стала менять фамилию.
 
Лизе я позвонил через неделю. Она меня тут же узнала, она будто ждала звонка:
 
– Алексей! Как я рада. А приезжайте завтра, если удобно. Поболтаем. Я живу на Рублевке. Когда? Да когда хотите. Сына отвожу утром в школу и всё, свободна.
 
И я приехал. Там и узнал историю Лизы.
 
Она родом из маленького северного городка, на карте не отыскать. Когда-то приехала учиться в Москву, была студенткой-отличницей. И неприступной красоткой. На какой-то большой веселой пьянке ее увидел Дима, начинающий бизнесмен. Середина 90-х, у Димы был БМВ и очень много напора. Лиза сдалась, Дима ей нравился, они стали жить вместе. Вскоре он разбил свой БМВ, а еще разорился в кризис 98-го. Нет, Лиза не бросила Диму. Она протянула коробочку, где лежали ее украшения, золотые подарки от Димы: «Продай. Надо же нам как-то жить».
 
С этой коробочки началось возрождение Димы. Он занялся совсем другим бизнесом, очень успешно. И вскоре заявил Лизе: «Слушай, а я ведь миллионер!».
 
О, это была красивая жизнь. Дима полюбил светские рауты, всегда брал с собой Лизу, которая была выше его на голову. Дима стал героем журналов, Лиза гордилась. Они переехали на Рублевку, у них возник совершенно новый круг друзей. Лизу они восхищали: мужчины в дорогих костюмах, с непринужденной беседой («Я только из Лондона, завтра в Гонконг…»), женщины в сверкающих платьях, с собачками на руках («Ой, я купила такую сумочку…»).
 
Лиза ощущала себя в центре стремительной и бурной жизни. Ходила с новыми подругами в спа, по бутикам, в балетную студию Илзе Лиепа. Она была своей в этом брильянтовом мире. Только в отличие от других никогда не стеснялась говорить, откуда она родом.
 
Она занималась домом, украшала его, научилась классно готовить, создавала Диме полный комфорт. А по вечерам у них всегда были гости, они любили шумные вечеринки, в подвале хранилось много бутылок отличного вина из Франции и Италии.
 
Подруги ее убеждали: «Давай, открывай галерею! Или кафе! Ты же отлично готовишь. Давай вместе, мы поможем, мы же как семья».
 
Но Лизе не хотелось. А потом у них с Димой родился сын. Короче, полное счастье.
 
…Всё закончилось три года назад. Кто-то из тех самых подружек однажды прислал Лизе фотку: Дима на вечеринке обнимает юную блондинку. Лиза и сама уже чувствовала – что-то не то, Дима все чаще в командировках и поздних встречах с «нужными людьми».
 
Лиза спросила у Димы прямо. Тот усмехнулся: «Ладно, хватит скрывать. Да, я хочу разойтись».
 
Дима поступил вполне благородно. Оставил Лизе и сыну их дом на Рублевке, оставил машину и украшения, это редкость в том брильянтовом мире с собачками.
 
Но спустя неделю после его ухода Лиза вдруг поняла: она в этом доме как в склепе. Когда сын был в школе или на футбольной тренировке – здесь страшная давящая тишина. К Лизе никто не приходил. И словно обрубили телефонную связь.
 
Она сама звонила подружкам: «Ну что, повидаемся?». Те поспешно отвечали, что у них сейчас маникюр, завтра улетают, столько дел, столько дел, извини!
 
Лиза спрашивала: «А помнишь, мы говорили про кафе?».
 
Ой, отвечали ей, ну какое еще кафе, пустая трата времени, ну всё, целую, пока!
 
Лизу больше не приглашали на тусовки-вечеринки, Лизу просто мгновенно забыли, вычеркнули, удалили из справочника «Свои люди». Полная изоляция. Без Димы она стала никем. Пустотой.
 
И лишь тот самый художник Андрей ее навещал, громко шутил, смеялся.
 
«Он просто меня тогда спас», – сказала мне Лиза.
 
Да, у нее очень хороший сын, она вся в заботах о нем. Она не валяет дурака, стала преподавать детям французский, знает его превосходно. Но на Рублевке она чужая среди своих. Даже когда она видит бывшую знакомую в машине, что рядом на светофоре, ту с которой она чмоки-чмоки много лет подряд – та не поворачивает головы. Лизу стерли, ликвидировали, удалили из навигатора. Поэтому она так вцепилась в меня на выставке: живой человек, говорит с ней!
 
Мы иногда встречаемся, болтаем, Лиза мне очень рада.
 
Она не жалуется ни на что. Да и смешно жаловаться: она живет так, как многим не снилось. Но сказала на днях: «Знаете, Алексей, одиночество – это не так страшно, я быстро привыкла, я же северянка, нас там воспитывают без глупостей. Гораздо страшнее предательство. А в этом рублевском мире каждый легко становится предателем. Их будто переключают. Вот к этому я не могу привыкнуть».
 
Алексей БЕЛЯКОВ